У Геркулесовых столбов лежит моя дорога,
У Геркулесовых столбов, где плавал Одиссей.
Меня оплакать не спеши, ты подожди немного,
И черных платьев не носи, и частых слёз не лей.

Еще под парусом тугим в чужих морях не спим мы,
Еще к тебе я доберусь, не знаю сам когда.
У Геркулесовых столбов дельфины греют спины,
И между двух материков огни несут суда.

Еще над черной глубиной морочит нас тревога,
Вдали от царства твоего, от царства губ и рук.
Пускай пока моя родня тебя не судит строго,
Пускай на стенке повисит мой запылённый лук.

У Геркулесовых столбов лежит моя дорога.
Пусть южный ветер до утра в твою стучится дверь.
Меня забыть ты не спеши, ты подожди немного,
И вина сладкие не пей, и женихам не верь!

У Геркулесовых столбов лежит моя дорога,
У Геркулесовых столбов, где плавал Одиссей.
Меня забыть ты не спеши, ты подожди немного,
И чёрных платьев не носи, и частых слёз не лей.

«Ещё под саваном тугим в чужих морях не спишь ты,
Ко мне — я верю — ты придёшь, не знаю лишь когда. »
У Геркулесовых столбов дельфины греют спины,
И между двух материков огни несут суда.

Ещё под чёрной глубиной морочит нас тревога,
Вдали от царства твоего,- от царства рук и губ.
И пусть пока твоя родня меня не судит строго,
И пусть на стенке повисит мой запылённый лук.

«У Геркулесовых столбов лежит твоя дорога,
У Геркулесовых столбов теперь мой Одиссей.
Тебя забыть я не могу — во мне твоя тревога,
Я платьев чёрных не ношу, ты в этом мне поверь».

У Геркулесовых столбов лежит моя дорога,
У Геркулесовых столбов, где плавал Одиссей.
Меня забыть ты не спеши, ты подожди немного,
И чёрных платьев не носи, и частых слёз не лей.

Подобная же картина получится, если сравнить приведенные ниже тексты песен «Офицеры» Дольского, «Ночь» Клячкина, «Свечи» Лобановского, «Расцвела сирень. » Даллады с их авторскими оригиналами. Иногда Северный забывал какие-то слова из песни и начинал импровизировать или повторять слова из других куплетов.

Отдельно можно выделить случаи исполнения действительно разных вариантов одной песни. Например, «Друг Серёга» или «Ужасно шумно в доме Шмеерзона».

Все тексты приведены по расшифровкам фонограмм. В примечаниях указана ссылка на концерт-источник и его год. Авторство песни указано, если оно известно, хотя, конечно, здесь вряд ли можно избежать ошибок.

* * *

(В.Раменский)

Мне не дадут звезду Героя
И орденов на мою грудь.
Напиться, что ли, мне от горя,
Аль пережить все как-нибудь?

С моей фамилией нет улиц,
Нет ни мостов, ни площадей,-
Но я давно уж не волнуюсь:
Вся суть в фамилии моей.

Она досталась мне от предков,
Что жили вечно на Руси.
И на крючок попала цепка,
А чтобы сняли — не проси.

Да, я отлично всем известен
В Огромном Доме у Невы —
Как сочинитель гадких песен,
Как автор двойственной молвы.

Там люди могут потрудиться
И подыскать мне ряд статей,
Тогда придется всем проститься
С плохой фамилией моей.

Мне не дадут звезду Героя
И орденов на мою грудь.
Напиться, что ли, мне от горя,
Аль пережить все как-нибудь?

* * *

Концерты новые
Под час херовые,

По свету бродят там и тут.

В борьбе за качество
Их без чудачества

Клиенты быстренько сотрут.

Клиент не дерево:
Им нужно стерео,-

Чтобы звучали песни там.

Мы постараемся,
Пускай помаемся,

Чтоб не пошёл концерт на хлам.

Пускай послушают,
Быть может, скушают:

Программа новая у нас.

И мы с надеждою,
Не став невеждою,

Мы начинаем петь для вас!

ОБЛАКА
(Е.Абдурахманов)

Володя Тихомиров,
слови-ка ты облака.

Ветер стих, не гудят провода,
Замер лист на веточке клёна.
Лишь куда-то плывут облака,
И, наверно, далёко-далёко.

Я бы сел бы на вас и ушел от врага,
От любви и от ласки земной,-
Вы возьмите меня, облака,
Заберите меня с собой.

А внизу протекает река
И водицу свою к миру гонит.
Ох, и жалко мне вас, облака,-
Лютый ветер сейчас вас разгонит.

Отмывает вода берега,
И качается солнце в волне.
Всё равно я вас жду облака,-
Возвращайтесь скорей ко мне.

Ветер стих, не гудят провода,
Замер лист на веточке клена.
Лишь куда-то плывут облака,
И, наверно, далёко-далёко.

[Ой! Магнитофон сломался! Проверьте Flash Plugin!]

ДРУГ СЕРЁГА
(В.Раменский)

Сергею Ивановичу Маклакову

Мы с Серёгою попили,
Протрезвились — и решили:
В рот сей гадости не брать
Лет, ну, этак, двадцать пять.

Дни идут, проходят ночи.
Жёны пилят — нету мóчи!
Я Серёге говорю:
«Я с тоски опять запью!»

Не забывай меня, мой друг Серёга,
Не забывай, не хмурь своих бровей,
Ведь в жизни нам не так осталось много,
А ну-ка, друг, по стопочке налей!

Двадцать пять уж больно много:
Дали маху мы, Серёга!
Ну, давай не двадцать пять,
А годков хотя бы пять.

Слышь, Серёга, а, Серёга,-
Пять чего-то тоже много.
Я прикинул так и сяк:
Попадём с тобой впросак!

Не забывай меня, мой друг Серёга,
Не забывай, не хмурь своих бровей,
Ведь в жизни нам не так осталось много,
А ну-ка, друг, по стопочке налей!

Мой Серёга оживился,
Моментально согласился:
«В жизни всё наоборот,-
Ну, давай, хотя бы год. «

Дни идут, проходят ночи,-
Жизнь становится короче.
А я Серёге говорю:
«Хошь, я песенку спою?»

Не забывай меня, мой друг Серёга,
Не забывай, не хмурь своих бровей,
Ведь в жизни нам не так осталось много,
А ну-ка, друг, по стопочке налей!

Мой Серёга обозлился,
Гневом чуть не подавился,
И рычит он мне в ответ:
«Ты мужчина — али нет?!

Я мужчина — ты мужчина,-
В этом вот и есть причина. «

И теперь мы об ей позабыли —
Об заразе — на целый год,
И теперь мы об ей позабыли —
Об заразе — на целый год.
Вот.

ДРУГ СЕРЁГА

(В.Раменский, ранний вариант)

Не забывай меня, мой друг Серёга,
Не забывай, не хмурь своих бровей,
Ведь в жизни нам не так осталось много,
Давай смотреть на жизнь повеселей.

Ты не сердись, не злись, мой друг Серёга,
За то, что было, будет, что прошло,
Ведь ты ж мужчина, ты ж не недотрога,-
А значит, нам с тобою повезло.

Забудь худое, друг мой ты, Серёга,
Забудь обиды наших милых жён:
У них прямая, в общем-то, дорога,
А мы с тобою делаем уклон.

Но и прости меня, мой друг Серёга,
За те куплеты, что я написал,
Ночь за окном, и спать уже немного,-
Куплеты ж — это, видно, не вокал.

Не забывай меня, мой друг Серёга,
Не забывай, не хмурь своих бровей,
Ведь в жизни нам не так осталось много,
Давай смотреть на жизнь повеселей.

* * *

(А.Писарев)

Стоишь ты на углу
С убогой миной страждущей,
И вьётся на ветру
Твой локон, ласки жаждущий,

В глазах твоих печаль
И боль не проходящая,
Но мне тебя не жаль —
Ты стерва настоящая!

Не жаль мне потому,
Что и со мной без жалости
Сыграла ты в игру —
По прихоти, по малости,-

А я был так влюблён
Любовью чистой первою,-
И был тобой казнён —
Бездушною, неверною.

И мимо я пройду,
И на тебя не взгля́ну я:
То чувство умерлó,
То чувство моё раннее,

Убила ты во мне
Всё доброе и светлое,
И для тебя в душе
Нет огонька приветного.

[Ой! Магнитофон сломался! Проверьте Flash Plugin!]

* * *

Часто ночами,

ища покоя,

Я вспоминаю

то, что помнить и не стóит,

И до рассвета,

вместо покоя,

Ты, как живая,

всё стоишь передо мною.

Кончилось лето,

осень настанет,

Только во мне

твой нежный образ не увянет,

Все дни и ночи

ты предо мною,

И я, как прежде,

существую лишь тобою!

Только не знаю, где ты всё бродишь,-
Может быть, радость без меня теперь находишь.
Мысль об этом меня погубит
И злую ревность у меня в душе разбудит,
Ревность разбудит, душу погубит.

Guarda che luna,

guarda che mare,

Da questa notte

senza te dovrò restare

Folle d’amore

vorrei morire

Mentre la luna

di lassù mi sta a guardare.

Вот так и жить мне

в муках печали,

Пусть же никто

подобной муки не узнает!

А я останусь

лишь сам с собою,

Но, как и прежде,

ты в мечтах всегда со мною!

Только не знаю, где ты всё бродишь,-
Может быть, радость без меня теперь находишь.
Мысль об этом меня погубит
И злую ревность у меня в душе разбудит,
Ревность разбудит, душу погубит.

[Ой! Магнитофон сломался! Проверьте Flash Plugin!]

* * *

(В.Раменский)

Как хотел бы я стать Есениным,
Чтобы лаской своих стихов,
Словно нежной и теплой сиренью
Отогреть твою душу вновь.

Только это от Бога положено,
И во мне этой силы нет,
А в душе моей замороженной
Догорает кабацкий свет.

И стихи не пишу я, а пачкаю,
Так, бумагу зазря иногда,
И клянусь сам себе украдкою
Не писать ничего никогда.

Не писал — не писалось, не думалось,
Годы шли без забот, без потерь,
Вдруг нежданно-негаданно юность
Возвратилась ко мне теперь.

С голубого далекого прошлого,
Из мальчишеской глупой мечты
Гостью милой, но всё же непрошенной,
В мою жизнь ворвалáся ты.

Чуть капризная, страстная, нежная,
О такой вот мечтал всегда.
Ты судьба моя неизбежная,
Ты и радость моя, и беда.

[Ой! Магнитофон сломался! Проверьте Flash Plugin!]

* * *

(В.Раменский)

Что-то часто мне снятся друзья,
Ни жены, ни любовниц не снится.
Видно, в этом теперь уж сам я:
Мне за сорок — и это не снится.

И когда, просыпаясь, лежу
С неоткрытыми с пьянки глазами,-
Я вот этими снами живу,
И опять я как будто с друзьями.

Только знаю, что это не так:
Жизнь проходит, а мы остаёмся,
Эту жизнь прожив кое-как
Мы с надеждой теперь расстаёмся.

Я не жду уже лучших времён,
Я не буду начальником треста,
Я не буду никем увлечён,
Да и в жизни мне нет уже места.

Молод когда-то и смел,
Я любил и любимым считался,
И краснеть я когда-то умел,
Только этого очень стеснялся.

Моя память — мой злейший враг,-
Меня мучит, терзает и гложет,
Я б её умертвил — но как?
И никто в этом мне не поможет.

Я хочу позабыть — не могу —
Свои годы далёкого детства
И, барахтаясь, будто в снегу,
Не могу я найти себе места.

Я барахтаюсь в жизни давно
Без надежды на что-то иное,
Только мне уж теперь всё равно:
Жизнь как-то прошла стороною.

Потерял самых лучших друзей,
Без которых и жить невозможно,
Так налей же мне водки скорей,
Не пролей только, будь осторожным.

И когда, просыпаясь, лежу
С неоткрытыми с пьянки глазами,-
Я вот этими снами живу,
И опять я как будто с друзьями.

[Ой! Магнитофон сломался! Проверьте Flash Plugin!]

* * *

(В.Коцишевский)

Ох, не грустите вы, друзья,
Ох, не горюйте вы, братья́,

Что далеко от вас живу в Одессе-маме.

Я далеко от вас живу,
Но с песней вечно я дружу,-

В мечтах и песнях я всегда бываю с вами.

К чему грустить, братья́ мои,
Ведь я не на краю земли,

Живу в прекрасном я Одессе-граде,

Я встрече с вами буду рад,
Здесь город песнями богат,-

Так приезжайте в гости, бога ради.

Хожу по городу, не знаю,
Что с новой песней повстречаюсь:

Без новой песни мне и дня здесь не прожить,

Здесь песни любят и живут,
И песни новые поют,

Одесса-мама каждой песне цену знает.

Не навевайте здесь тоску
Вы про опавшую листву,-

С весёлой песней я привык бродить по свету.

С весёлой песней я дружу,
Свою я песню вам дарю,

И с грустной песней мне дружить резона нету.

Идёт вот рядом одессит —
Он ведь совсем не знаменит,

Он всё весёлый мне куплетик напевает,

Он говорит о том, о сём,
Как мы в Одессе здесь живём,

И сколько он вполне весёлых песен знает.

Давайте ж петь, друзья мои,
Давайте ж петь, братья́ мои,

Одни весёлые куплеты вместе с вами,

Я с песней вам свой шлю привет,
От вас во мне секретов нет,

Что в песнях всюду мы останемся братья́ми.

Ох, не грустите вы, друзья,
Ох, не горюйте вы, братья́,

Что далеко от вас живу в Одессе-маме.

Я далеко от вас живу,
Но с песней вечно я дружу,-

В мечтах и песнях я всегда бываю с вами.

МИЛАЯ ДЕВОЧКА

Ну, приснись, ну, приснись же мне, милая девочка,
Я ночами и днями об этом молю!
Уж прости — я с собой ничего не поделаю,
Что тебя, непутёвую, горько люблю!

Серым днём и одесским ненужным мне вечером
Я с твоими невзгодами вместе иду.
Ты же знаешь, родная, здесь делать мне нечего:
Я теряю тебя, нахожу лишь беду!

Только чувства мои все словами не выразить:
Слов не хватит для нашей огромной любви.
Ну, приснись же, чтоб что-то тебе смог я высказать,
На минуту во сне хоть себя подарил.

День дождливый во сне ты мне сделаешь солнечным,
На убогих столах засверкает хрусталь.
Между нами — ты знаешь — не может быть кончено,-
Для тебя, непутёвой, мне жизни не жаль.

Ты куда-то ушла, не оставив мне адреса,
Обронив невзначай дни страданий и слёз.
Так скажи же, скажи, сколько мне ещё маяться,-
Разве мало того, что я здесь перенёс?

Ну, приснись же,- и день для меня станет праздником,
Не упрямься, как делаешь ты иногда.
Наяву иль во сне — ну какая здесь разница?-
Ты ведь знаешь, что я полюбил навсегда!

Ты со мной никогда не была ещё жадною,
Твою щедрость, поверь, я сумею вернуть.
И в ночной тишине прошептала невнятно мне:
«Я пришла, но тебе самому не уснуть. «

* * *

(А.Писарев)

Хожу один — совсем больной, совсем больной,
Совсем разбит хожу с больною головой.
Пойти б в магáзин, на троих сообразить,-
Но одному, но одному мне не дойтить.

Я каждый день, я каждый день хожу больной,
Все говорят, мол, не больной он, а хмельной!
Его бы надобно в больничку положить,
А то ему до магазину не дойтить.

До магазина, говорю,- эх, далеко,
Идите вы, меня оставьте одного!
Ох, дайте мне вы бормотушечку допить,-
Я буду вашу мамочку любить!

Кошмары дикие мне снятся поутру:
Как будто двести грамм я выпить не могу.
Сосед смеётся над моим нелепым сном:
Мы шесть бутылок выпиваем с ним вдвоем!

ОСЕНЬ ПЕТЕРБУРГА
(В.Раменский)

Петербурга зеркальные стёкла
Моет мелкий порывистый дождь.
Вся Россия слезами промокла,
И отсюда бежит кто-то прочь.

Променял кто-то русскую землю
На каштаны парижских Полей.
Петербург под дождем будто дремлет,
Ну а дождь всё сильней и сильней.

Дождь смывает кровавые пятна,
Что оставлены нынешним днём:
Жизнь стала теперь непонятной,
И не ясно, куда мы идём.

Во дворцах, сотворенных Растрелли,
Можно видеть казармы солдат.
Этим летом и птицы не пели,
Будто время промчалось назад.

А статýи из Летнего сада,
Словно пьяные, всюду лежат,
И чугунная смята ограда,-
Страшно бросить на все это взгляд.

Петербург, словно с пьянки побитый,
Спит кошмарным, измученным сном.
Но страницы истории открыты,
И грядущее видится в нём.

Я отсюда в Париж не поеду,
Не сбегу от житейских невзгод,
И всегда сохраняю надежду:
Город смоет и слезы, и пот.

[Ой! Магнитофон сломался! Проверьте Flash Plugin!]

* * *

Я иду не по русской земле,
Просыпается хмурое утро.
Вспоминаешь ли ты обо мне,
Дорогая моя, златокудрая?

Предо мною чужие поля
В голубом предрассветном тумане,
Серебрятся вдали тополя
Этим утром, не в меру ранним.

Я тоскую по Родине,
По родной стороне своей,
Я в далёком походе теперь,
Не на русской земле.

Я тоскую по русским полям,-
Эту боль не унять ни на миг,
И по серым любимым глазам,-
Мне так грустно без них.

Проезжал я недавно на днях:
Всюду слышу я речь не родную,
Но из всех незнакомых мне мест
Я по Родине больше тоскую.

Здесь идут проливные дожди,
Их мелодия с детства знакома,
Дорогая, любима, жди,
Не отдай моё счастье другому!

Я тоскую по Родине,
По родной стороне своей,
Я в далёком походе теперь,
Не на русской земле.

Я тоскую по русским полям,-
Эту боль не унять ни на миг,
И по серым любимым глазам,-
Мне так грустно без них.

А я тоскую по Родине,
По родной стороне своей,
Я в далёком походе теперь,
Не на русской земле.

ПОРУЧИК ГОЛИЦЫН

Четвёртые сутки пылают станицы,
Потеет дождями донская земля.
Не падайте духом, поручик Голицын,
Корнет Оболенский, налейте вина!

А где-то лишь рядом проносятся тройки,
Увы,- не понять нам загадочных лет.
Не падайте духом, поручик Голицын,
Корнет Оболенский, налейте вина!

Мелькают Арбатом знакомые лица,
Шальные цыганки приходят в кабак.
Придвиньте бокалы, поручик Голицын,
Корнет Оболенский, налейте вина!

Над Доном угрюмым идём эскадроном,
На бой вдохновляет Россия-страна.
Раздайте патроны, поручик Голицын,
Корнет Оболенский, налейте вина!

Четвёртые сутки пылают станицы,
Потеет дождями донская земля.
Не падайте духом, поручик Голицын,
Корнет Оболенский, налейте вина!

[Ой! Магнитофон сломался! Проверьте Flash Plugin!]

* * *

(В.Раменский)

Не надо грустить, господа офицеры,
Что мы потеряли — уже не вернуть.
Пусть нету Отечества, нету уж веры,
И кровью отмечен нелёгкий наш путь.

Пусть мы неприятелем к Дону прижаты,-
За нами осталась полоска земли.
Пылают станицы, посёлки и хаты,-
А что же ещё там поджечь не смогли?

Оставьте, поручик, стакан самогона,
Ведь вы не найдёте забвенья в вине,
Быть может, командовать вам эскадроном,-
Чему удивляться — все мы на войне.

И вы, капитан, не тянитесь к бутылке,
Юнцам подавая ненужный пример,
Я знаю, что ваши родные в Бутырке,-
Но вы ж не мальчишка, ведь вы — офицер.

Пусть нас обдувает степными ветрами,
Никто не узнает, где мы полегли.
А чтобы Россия всегда была с нами,-
Возьмите по горсточке русской земли.

По нашим следам смерть над степью несётся,
Спасибо, друзья, что я здесь не один.
Погибнуть и мне в этой схватке придётся:
Ведь я тоже русский, и я — дворянин.

Не надо грустить, господа офицеры,
Что мы потеряли — уже не вернуть.
Пусть нету Отечества, нету уж веры,
И кровью отмечен нелёгкий наш путь.

[Ой! Магнитофон сломался! Проверьте Flash Plugin!]

ПОСЛЕДНИЙ РАССВЕТ
(В.Раменский)

Степь, прошитая пулями, обнимала меня,
И полынь обгоревшая накормила коня.
Вся Россия истоптана, слёзы льются рекой,-
Это родина детства,- мне не нужно другой.

Наше лето последнее, рощи плачут по нам,
Я земле низко кланяюсь, поклонюсь я церквям,
Всё здесь будет поругано, той Росси уж нет,
И, как рок, приближается наш последний рассвет.

Так прощайте, полковники, до свиданья, корнет!
Я же в званье поручика встречу этот рассвет.
Шашки вынем мы наголо на последний наш бой,
Эх, земля моя русская, я прощаюсь с тобой.

Утром кровью окрасятся и луга, и ковыль,
Станет розово-алою придорожная пыль.
Без крестов, без священника нас оставят лежать,-
Будут ветры российские панихиду справлять.

Степь порубана шашками,- похоронят меня.
Ветры с Дона привольные, заберите коня!
Пусть гуляет он по́ степи, не доставшись врагам:
Был он другом мне преданным, я ж друзей не продам!

[Ой! Магнитофон сломался! Проверьте Flash Plugin!]

* * *

(В.Раменский)

Отступали войска по степи,
Да испуганно лошади ржали,
Люди драться уже не могли,
А вокруг полыхали пожары.

Дон остался давно позади,
Впереди — неизвестность чужбины.
А в России не видно ни зги,
Лишь усталые, потные спины.

Эти смутные годы боёв,
Безрассудных, кровавых и жутких.
«Здесь когда-то все было моё,
Господа, подождите минутку!»

Бредил так молодой капитан,
Что-то сжав побелевшей рукою.
Десять суток страдал он от ран,
Десять суток нёс смерть за собою.

«Господа! Скоро море — а там
Вы покинете русские воды.
Я вам символ России отдам,
Сохраните его на все годы. «

Губы дрогнули, взгляд стал пустым,
Я глаза его помню поныне.
Из руки, что сжимал он живым,
Выпал кустик сгоревшей полыни.

Пролетели года, будто сон,
Кровь от старости в жилах уж стынет.
Я храню для себя и для вас
Этот кустик сгоревшей полыни.

ГОСПОДА ОФИЦЕРЫ
(А.Дольский)

Всё идёшь и идёшь,
Ты сжигаешь мосты.
Правда где — а где ложь?
Слава где — а где стыд?

А Россия лежит
В пыльных шрамах дорог,
А Россия дрожит
От копыт и сапог.

Господа офицеры,
Голубые князья,-
Я, конечно, не первый,
И последний — не я.
Господа офицеры,
Я прошу вас учесть:
Кто сберег свои нервы,-
Тот не спас свою честь.

Кто мне враг, кто мне брат,
Разберусь как-нибудь:
Я российский солдат,
Прям и верен мой путь.

Даже мать и отца,
Даже брата забыл,
Но в груди до свинца
Лишь Россию любил.

Господа офицеры,
Мне не грустно, о нет!
Господа офицеры,
Я прошу вас учесть:
Суд людской или божий
Через тысячу лет,
Господа офицеры,
Не спасет вашу честь!

Я врагов своих кровь
Проливаю, моля:
«Ниспошли к ним любовь,
О, Россия моя!»

А Россия лежит
В пыльных шрамах дорог,
А Россия дрожит
От копыт и сапог.

Господа офицеры,
Голубые князья,-
Я, конечно, не первый,
И последний — не я.
Господа офицеры,
Я прошу вас учесть:
Кто сберег свои нервы,-
Тот не спас свою честь.

[Ой! Магнитофон сломался! Проверьте Flash Plugin!]

РАВЕНСТВО
(В.Раменский)

Я всё чаще вижу над чащей
Догорающий солнца свет.
Равенство есть у лежащих,
У живущих равенства нет.

Кто-то в «Волге» — а кто-то в трамвае,
Кто-то в «Чайке» — а кто-то пешком.
Сам Господь не всегда вспоминает,
Что кому предназначил потом.

Кто-то в кресле — а кто-то у стойки
С покупателя тянет пятак.
Кто-то в жизни жестокий и стойкий,
А кому-то сойдёт всё за так.

Кто-то водку из горлышка глушит,-
В хрустале кто-то хлещет коньяк.
Жизнь кого-то сломает и ссушит,
А бывает, что друг, будто враг.

Кто-то сдохнет в тоскливом запое,
И газеты не станут писать,
Эх, мол, постигло тяжёлое горе,-
Если мать только будет страдать.

Всех нас ждут похоронные звоны,
Этот звук может всех породнить.
Где-то памятник весом за тонны,-
Где-то крестик убогий торчит.

Я запутался в жизненной гуще,
Мне не светит уж солнца свет.
Равенства нет у живущих,-
И у лежащих равенства нет!

. Я всё чаще вижу над чащей
Догорающий солнца свет.
Равенство есть у лежащих,
У живущих равенства нет!

* * *

(В.Раменский)

С большими извинениями
перед Владимиром Высоцким
от Владимира Раменского
и от меня

О волка́х мне писать невозможно:
Не сравниться с Высоцким никак,-
Потому, что волк — зверь благородный,
А Высоцкий — он гений в стихах.

Я спою вам сегодня о людях,
Что волками зовутся подчас,-
Может, зверь обижаться не будет,
И простят волки, может быть, нас.

Зверя можно стрелять без лицензий,
Ну, а шкуру — заместо ковра:
Он уже не предъявит претензий,
Что на шкуре у сердца дыра.

Это зверя,- а тронь человека,
Обзывают которого «волк»,-
Он не волк — он моральный калека,-
Видно, в кличках не знаем мы толк.

За него ты получишь «катушку»,-
Что статьёй называют «сто два»,-
Не увидишь и маму-старушку,
Хоть и пулю послал я не зря.

Люди-волки теперь все богаты:
Состояние — цифра на «пять»,
Ну, а звери причём виноваты?-
Только мы, что их стали вот так называть.

Перед зверем прошу я прощенья:
Мне всегда эта кличка претит.
Только, вот, остаются сомненья,
Что Высоцкий меня извинит.

* * *
(В.Раменский)

10 февраля 1978 года
был убит брат —
Виктор Вахромеев,-
неизвестно кем и почему.
И посвящается эта песня
в память о нём.

Тебя убили в тридцать три,
Без объяснений, без причины.
Так что же, слёзы, мам, утри
От сына горестной кончины.

Я знаю, мама, нету слов,
Чтоб рассказать всю боль утраты,
И, к сожаленью, нету слёз,
Как нету в смерти виноватых.

Он никому не делал зла,
Любил стихи и запах леса.
Рука с ножом его нашла:
Кому-то с ним вдруг стало тесно.

Он не прожил ту грань Христа,
Которой так боятся люди,
Ему бы жить да жить до ста,-
Но только в памяти он будет.

Ты панихиду не служи:
Он не любил церковных пений,
А в жизни музыкантом был
И слушал музыку мгновений.

Нет, мама, не помочь ничем,
И злой беды уж не исправить:
Твой сын — мой брат — ушёл совсем,
Нам остаётся только память.

Тебя убили в тридцать три,
Без объяснений, без причины.
Так что же, слёзы, мам, утри
От сына горестной кончины.

ГОДЫ МЧАТСЯ
(В.Раменский)

Мне, как всегда неожиданно, подложили новый текст.
Я посмотрел, послушал ребят,- смотрю: что такое,
знакомая мелодия. Я посмотрел: господи, боже мой!
А песня-то о нас: о Вовке Раменском, о Тихомире,
в какой-то части и о Сергее Иваныче.
И я решил ее спеть.

Годы мчатся, годы мчатся без возврата,
Не жалея ни фамилий, ни имён.
Пусть осталось жить немного — но, однако,
Мы по жизни всё ж с улыбкою бредём.

Жизнь ломала наши души, не жалея и не плача,
оставляя боль утрат,

Отнимала и свободу, и семью.
И Аркадий, и Владимир, и Володя
Растеряли в тюрьмах молодость,

нам снятся ночью лагеря,-

И о прошлом злая память, и о прошлом злые сны.

Но надежда, но надежда остаётся,
Хотя вместе нам уж в доску двадцать лет.
Нам надежду на троих делить придётся,
В этой песне мы надежде шлём привет.

Жизнь ломала наши души, не жалея и не плача,
оставляя боль утрат,

Отнимала и свободу, и семью.
Наша старость незаметно к нам подходит,
Только что она несёт с собой?
Может, как и всем — семьи покой,
Может, снова — злую память, может, снова — злые сны.

Годы мчатся, годы мчатся без возврата,
Не жалея ни фамилий, ни имён.
Пусть осталось жить немного — но, однако,
Мы по жизни всё ж с улыбкою брёдем.

* * *

(А.Писарев)

В феврале морозы нынче лютые,
Холодно в февральскую пургу.
Мои ноги, в валенки обутые,
С хрустом разрывают тишину.

Как ты ни пуржись,- а мартом радостным
Звонкою заплачешь ты слезой.
Молодость промчалась тройкой сказочной,
Побели ж виски нам сединой.

А пока прохожие сутулятся,
Глубже нос свой пряча в воротник,
Жутким холодом объята улица,
Но в глазах твоих тепла родник.

Рядом здесь со мной глаза те серые,
Чрез ресницы в инее седом
Смотрят на меня с глубокой верою
И чуть-чуть с грустинкой о былом.

В феврале морозы нынче лютые,
Холодно в февральскую пургу,
Мои ноги, в валенки обутые,
С хрустом разрывают тишину.

[Ой! Магнитофон сломался! Проверьте Flash Plugin!]

* * *

(А.Писарев)

Песня написана на
«Девятую студию»

Там всё гниль, там всё ужасно,
Там всё по́шло, всё не так.
И под Эйфелевой башней
Пустота, хаос и мразь.

Безработица, бесправие,
Душ коррозия и тлен.
Никакого равноправия,
Ночь царит там в ясный день.

Люди там друг другу — во́лки,
Здесь — один другому рад.
Чувства нет — одни иголки,
Дождь в душе, на сердце град.

И забитых, и убогих,
Обездоленных людей,-
Не топчите даже ноги,-
Просто море всё залей.

Ну, а скромных, добрых, славных
Там вовеки не сыскать,
В этом обществе бесправных
Брату вовсе брат — не брат.

Там всё гниль, там всё ужасно,
Там всё по́шло, всё не так.
И под Эйфелевой башней
Пустота, хаос и мразь.

ВЬЮГА
(Л.Дербенёв)

Кидая свет печальный
И тень твою качая,

Фонарь глядит из темноты.

От снега город белый,
И никому нет дела,

Что от меня уходишь ты.

И вьюга, как нарочно,
Кружится, как нарочно,
Следы всё больше занося.

Тебя окликнуть можно,
Ещё окликнуть можно,-

Но возвратить уже нельзя!

Смотрю, как стонет полночь,
И не могу припомнить

Такой неласковой зимы.

И никому не верю,
Что ты моя потеря,

Что от меня уходишь ты.

И вьюга, как нарочно,
Кружится, как нарочно,
Следы всё больше занося.

Тебя окликнуть можно,
Ещё окликнуть можно,-

Но возвратить уже нельзя!

Гак глухо ветер плачет,
К утру сугробы спрячут

Следов порывистую нить.

Откуда, я не знаю,
Пришла зима такая,

Чтоб нас с тобою разлучить?

И вьюга, как нарочно,
Кружится, как нарочно,
Следы всё больше занося.

Тебя окликнуть можно,
Ещё окликнуть можно,-

Но возвратить уже нельзя!

Кидая свет печальный
И тень твою качая,

Фонарь глядит из темноты.

От снега город белый,
И никому нет дела,

Что от меня уходишь ты.

И вьюга, как нарочно,
Кружится, как нарочно,
Следы всё больше занося.

Тебя окликнуть можно,
Ещё окликнуть можно,-

Но возвратить уже нельзя!

[Ой! Магнитофон сломался! Проверьте Flash Plugin!]

НОЧЬ
(Е.Клячкин)

Ах, эта ночь, её не смыть годам!
Крича от страсти, волны в берег бьются.
Её глаза сверкают как слеза,
Чисты, как правда, и круглы, как блюдце.

И «Силь ву пле» в ответ на мой «пардон»
Сказали больше, чем французский паспорт.
Я понял сразу: я дотла сожжён,
И мой карман открылся как сберкасса.

Я взял для нас шикарный «Шевроле»
И армянину заплатил-таки червонец,
Он мне сказал с акцентом, объяснил, что где,-
А мне казалось, это был японец.

Швейцар открыл, он чёрен был, как ночь,-
Я негров с детства очень уважаю,-
Он согласился нам во всём помочь.
Ох, как жалко, что он был азербайджанец!

Нам стол накрыли в кабинете «люкс»,
Рыдал оркестр под возгласы «Давайте!»
Она шептала: «Ах, я вас боюсь»,-
Совсем как мисс американцу на Гаваях.

Ах, эта ночь! Звезда легла на мыс,
Морская пена увенчала пляжи,
И охватила пальмы, кипарис,-
А кто здесь кто, уже никто не скажет.

. А утром снова — пепел на ковре,
И унитаз шампанским пахнет грустно.
А в дверь стучат, увы,- стучатся в дверь,
Лишь простыня ещё свисает с люстры.

Ах, эта ночь, мелькнула и прошла,
Я так старался, ах, как я старался.
Она, конечно, русская была,
А я опять кем был — тем оказался.

* * *

Отчего это нынче мне немного взгрустнулось,
Отчего это нынче мне припомнилось вновь
И отцветшее счастье, и отцветшая юность,
И былая удача, и былая любовь?

Знать, осталась на сердце незажившая ранка,-
Эту боль, эту память я пронёс сквозь года́.
Помнишь, мы танцевали сумасшедшее танго,
И казалось, что это будет длиться всегда?

Ничего в этой жизни у меня не осталось,-
Ни гроша за душою у меня не найдешь,-
Только грустное танго да унылая старость,
Только жёлтое фото да сентябрьский дождь.

Отчего это нынче мне немного взгрустнулось,
Отчего это нынче мне припомнилось вновь
И отцветшее счастье, и отцветшая юность,
И былая удача, и былая любовь.

* * *
(В.Раменский)

Я иду,

я иду к тебе

Через тундру, море и хребты.

Я найду,

я найду тебе

Остров света, счастья и любви.

А тебя,

а тебя всё нет,

Я тебя найду, обойду весь свет!

Для тебя

я готов смелей

Дни и ночи к своей мечте идти.

Где же ты?

Ты звезда моя,

Отзовись, и я к тебе приду!

А тебя,

а тебя всё нет,

Я тебя найду, обойду весь свет!

Ты сейчас

от меня вдали,

Отзовись – и я к тебе приду!

Где же ты?

Ты звезда моя,

Отзовись, и я к тебе приду!
Отзовись, и я к тебе приду!
Отзовись,

и я к тебе приду.

ГЛУХАРИ
(С.Есенин)

Выткался на озере алый цвет зари,
На бору со стонами плачут глухари,
Плачет гдей-то иволга, схоронясь в дупло,
Только мне не плачется — на душе светло.

Знаю, выйдешь к вечеру за кольцо дорог,
Сядем в кóпну свежую, под соседний стог.
Зацелую допьяна, изомну, как цвет,-
Хмéльному от радости пересуду нет.

Ты сама под ласками сбросишь шёлк фаты,
Унесу я пьяную до утра в кусты.
Ты сама под ласками сбросишь шёлк фаты,
Унесу я пьяную до утра в кусты.

Утром ты умоешься ледяной водой,
А потом не девушкой ты пойдёшь домой,-
Превратишься в женщину с грустью и тоской,
И опять свидания не найдёшь со мной.

И пускай со звонами плачут глухари,
И тоска весёлая в прелестях зари,
Плачет гдей-то иволга, схоронясь в дупло,
Только мне не плачется — на душе светло.

* * *

К василькам припав губами, рухнул на траву,
Одурманил запах сладкий голову мою.
Вспомнился рассвет и твои глаза,

нежных губ тепло,-

Сколько уж воды
С той хмельной поры

В бездну утекло.

Не хотел тревожить сердце, памятью терзать,-
Но души порыв нежданно я не смог сдержать:
Сразу вспомнил всё, даже как сейчас,

боль сломила грудь,-

Ой, как захотелось,
Ой, как захотелось

Прошлое вернуть.

Но в душе измученной память ожила,
И полжизни отдал бы я, чтобы ты пришла.
Но ведь так, как я, не любил никто,

боль сломила грудь,-

Ой, как захотелось,
Ой, как захотелось

Прошлое вернуть.

КАФЕ «ОРИЕНТАЛЬ»

Есть в Стамбуле кафе,
То кафе — «Ориенталь»,
Принадлежит Мустафе,
Мустафе Керим-Кемаль.

Старый турок хитёр:
Поселил в том кафе,
Держит там трёх сестёр,-
Все верны Мустафе.

Очень занимательна
Старшая сестра,
И ко всем внимательна,
На язык остра.

Очень уж старательна
Средняя сестра,
И прислужит вам она
С ночи до утра.

А о младшей сестре
Не расскажешь просто так:
Вас самим посмотреть
Зайти нужно в тот кабак.

Что увидишь ты там —
То при входе забудь,
Не дай бог среди дам
Разболтать хоть что-нибудь!

Ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля,
Старшая сестра.
Ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля,
Средняя сестра,
Ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля,
Младшая сестра,
И прислужит вам она
С ночи до утра.

Как начнётся стриптиз,-
Разгораются глаза:
Смотрят вверх, смотрят вниз,-
Всё, что можно показать.

Ну а то, что нельзя,
Всё равно покажут вам,
Словно тени скользят
милых славных дам.

Ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля,
Старшая сестра.
Ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля,
Средняя сестра,
Ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля,
Младшая сестра,
И прислужит вам она
С ночи до утра.

Но закончен стриптиз,
Уходить домой пора,
Исторгая крики «Бис!»,
Расстаёмся до утра.

Утром шумной толпой
Мы в кафе опять идём,
Позабыв про покой
Кальян курим, вино пьем.

Ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля,
Кафе «Ориенталь».
Ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля,
Кафе «Ориенталь».
Ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля,
Кафе «Ориенталь».
Заходи, ты гостем будешь,
Позабыв печаль.

Есть в Стамбуле кафе,
То кафе — «Ориенталь»,
Принадлежит Мустафе,
Мустафе Керим-Кемаль.

Старый турок хитёр:
Поселил в том кафе,
Держит там он трёх сестёр,-
Все верны Мустафе.

Очень занимательна
Старшая сестра,
И ко всем внимательна,
На язык остра.

Очень уж старательна
Средняя сестра,
И прислужит вам она
С ночи до утра.

МАЛЬЧИШКИ
(А.Писарев)

Город под Москвою, паршивенький завод,-
Около завода там девчоночка живет.

С вами, мальчишки, с вами пропадёшь,
С вами, негодяями, на каторгу пойдёшь!

Маленькая девочка — а глазки голубые,
Маленькая девочка — а глаза большие.

С вами, мальчишки, с вами пропадёшь,
С вами, негодяями, на каторгу пойдёшь!

В этом самом городе — тоже у завода,-
Мальчик такой славненький, как сама природа.

С вами, мальчишки, с вами пропадёшь,
С вами, негодяями, на каторгу пойдёшь!

Повстречались голуби наши на полянке,-
И расстались голуби только спозаранку.

С вами, мальчишки, с вами пропадёшь,
С вами, негодяями, на каторгу пойдёшь!

По полю девчоночка, девчоночка идёт,-
А в руках в пелёночках ребёночка несёт.

С вами, мальчишки, с вами пропадёшь,
С вами, негодяями, на каторгу пойдёшь!

Город под Москвою, паршивенький завод,-
Около завода там девчоночка живет.

С вами, мальчишки, с вами пропадёшь,
С вами, негодяями, на каторгу пойдёшь!

* * *
(В.Раменский)

Говорят с юмором: «Дети — что цветы!»
Мы с тобой подумали, но решила ты:
Без детей грустно нам под руку идти,
Бросишь взгляд — тут и там будут, не грусти!

Девочки, девочки,- два моих цветка,
Нет у нас мальчика, но это лишь пока.

Год прошёл — Катеньку Дед Мороз принёс,
Я тогда от радости пролил литр слёз.
Через год Танечку не в грядках мы нашли,
И тогда по садику мы втроём пошли.

Девочки, девочки,- два моих цветка,
Нет у нас мальчика, но это лишь пока.

Танечке всё равно: в коляске, что в такси,
Мне теперь не смешно, больше не проси.
Только, нет, я шучу,- будущее в них,
Я тебе всё прощу, жду теперь двоих!

Катенька, Танечка,- два моих цветка,
Нет у нас Ванечки, но это лишь пока.

* * *
(В.Раменский)

Даже берег лазурного моря,
Даже пальм чужая краса
Не развеют раздумы и горя,
Я живу здесь с душой мертвеца.

Не калека, не бедный, не нищий,
Что мне надо – не знаю и сам.
От хорошего, будто, не ищут,-
Я ж ищу, подчиняясь годам.

Было тридцать – я думал иначе:
Ни назад, ни вперёд не глядел.
Были молодость, деньги удача,
Мыслить прошлым тогда не хотел.

В тридцать шесть, будто ветром подуло,
Ветром с севера, ветром родным.
И в душе моей что-то проснулось,
Стал от ветра я будто иным.

Ночью снятся не пальмы – осины,
Вместо моря я вижу ручьи,
И кровавые ветви рябины
Нежно трогают плечи мои.

Каждой ночью я будто в России,
На земле моих дедов, отцов.
Будто предки меня попросили
К ним вернуться хотя бы из снов.

Эти сны, что навеяны детством,
По России звериной тоской,
Завладели и чувством, и сердцем,
Эти сны днём и ночью со мной.

Даже берег лазурного моря,
Даже пальм чужая краса
Не развеют раздумы и горя,
Я живу здесь с душой мертвеца.

[Ой! Магнитофон сломался! Проверьте Flash Plugin!]

* * *
(А.Дольский)

Мне приснилось: я в Париже, я в кафе,
И подходит парень рыжий в галифе.
Говорит он, между прочим: «Миль пардон!
Вы не можете, мол, отыскать мне дом?»

Говорю, мол, я нездешний, не маньяк,
Но могу с ним в шашки-пешки на коньяк.
Он тогда всё понял сразу: нет – так нет,-
И позвал он Франсуазу и Жанетт.

Тут подсела к нам девица,- я сказал,
Что на эту заграницу я плевал.
У меня такая Люся дома есть,
Что нисколько не боюсь я здесь за честь.

Но меня опередил он – ох, уж скор,-
Заказал аперитив он и кагор.
Я сказал, мол, пейте сами, не лечусь,-
А за водку я рублями расплачусь!

Обошлась мне та зараза в сто монет:
Пили водку Франсуаза и Жанетт.
Тут Жанетт мне на колени, как на стул,-
Но от водки и от лени я заснул.

Мне приснилось: я в Париже, я в кафе,
И подходит парень рыжий в галифе.
Говорит он, между прочим: «Миль пардон!
Вы не можете, мол, отыскать мне дом?»

* * *

Девушка в платье ситцевом
Каждую ночку мне снится.
Не разрешает мне мама твоя
На тебе жениться!

Знаю, за что твоя мама
Так меня ненавидит:
По телевизору каждый день
Она меня в джазе видит.

Мне говорит твоя мама:
«Как тебе только не стыдно?
Весь твой оркестр сидит внизу,-
Одного тебя лишь видно!

Был бы ты лучше слесарь,
Или какой-нибудь сварщик,
В крайнем случае — милиционер,-
Но только не барабанщик!»

Ты передай своей маме:
Сделаю всё, что хотите:
Продам установку, куплю контрабас,-
Только меня любите!

. Девушка в платье ситцевом
Ночью мне больше не снится:
Мне разрешила мама твоя,-
А я — расхотел жениться!

ОСЕННЯЯ ТОСКА
(Е.Абдурахманов)

По жизни лето проходит стороной,
Я в это лето встретился с тобой.
Приходит счастье всегда перед бедой,
И ты взяла — и распрощалася со мной.

Друзья мне говорят: «Послушай, старина,
Забудь ты про неё, на что тебе она?
Ведь между вами высокая стена,
Давай стакан,- налить тебе вина!»

И словно плюнули мне в душу и в глаза,
А я твержу, что это божая роса.
И перепутал я земные полюса,
Нашла на камень моя острая коса.

А сердце стонет, рвётся на куски.
Куда-нибудь уехать: в тайгу или в пески.
А ветер клонит тугие колоски,
И осень ставит жёлтые мазки.

Не хлопай этой дверью, погоди,-
Дай дописать стихи, потом уж уходи.
И снова нудно потянутся дожди,
Не хлопай этой дверью, погоди.

По жизни лето проходит стороной,
Я в это лето встретился с тобой.
Приходит счастье всегда перед бедой,-
И ты взяла — и распрощалася со мной.

КОЛЛЕКЦИОНЕРЫ
(Е.Абдурахманов)

У людей бывают разные привычки,
Хобби, интересные дела.
Кто-то ищет от замков отмычки,
А кто-то водку глушит из горлá.

А кто-то пробки собирает из-под пива,
Кто-то песни сочиняет до зари.
Туалеты в этикетках так красивы:
Делай своё дело и смотри.

Здесь есть всё: хересá, коньяк и виски,
Даже позабытый «Солнцедар»,
Этикетки от дешёвой «Плиски»,
Антикварный, импортный товар.

Что пьет поп для крепости религий?-
Вот этикетка: «Арманьяк», «Наполеон».
Бальзам валютный — дефицит из Риги.
А, может, фирменный Смирновский самогон?

А вот «Московская», зелёным цветом грея,
Напомнила былые времена.
Не туалет, а прямо галерея,
Но это, прямо, как волшебная стена.

Вот эту штуку пил, когда был в школе:
Мы сидр пили с другом пополам.
«Сучок» дешёвый — это пил наш дворник
И мне, бывало, капнет сорок грамм.

Этикетка белая с «Высоким домом»,
Но есть «Столичная», «Тёщина слеза».
Я новый год встречал с гаванским ромом,
А дни рождения — «Чёрные глаза»»

А «Ночка южная» красивая, однако,-
С красивым, тёплым видом на Кавказ.
А вот и «Вермут» — фу, какая бяка!
Его б наклеить лучше в унитаз!

Я помню, как-то выпить захотели —
Лишь «Вермутом» завален магазин.
Принес домой — и мухи улетели,
Жена ушла,- я, в общем, пил один.

Вот так всегда: проходит воскресенье,
Мы всякой дрянью заливаем нашу грусть.
В стаканах отражается похмелье,-
Ну, значит, снова дрянью похмелюсь!

Чего ж не пить сейчас на белом свете?-
Денатурат, БФы — неспроста.
А я сижу в красивом туалете:
Читаю градусы, названия, сорта.

У людей бывают разные привычки,
Хобби, интересные дела.
Кто-то ищет от замков отмычки,
А кто-то водку глушит из горла.

СТУДЕНТКА

На лекцию ты пришла
И сразу меня пленила.

Я понял тогда,
Что ты навсегда

Сердце моё разбила.

И сразу в тот первый миг,
Забыв обо всем на свете,

Лишь только тебя,
Безумно любя,

Я видел на всей планете.

Всё косы твои, всё бантики,
Всё прядь золотых волос,
На блузке витые кантики,
Да милый курносый нос.

Как только пришла весна,
С поличным ты мне попалась:

Была весна,
С дипломником шла

И мило ему улыбалась.

Вся жизнь колесом пошла,
На сессии плавал, как губка.

А знаешь ли ты,
Что эти «хвосты»

Ты мне подарила, голубка?

Всё косы твои, всё бантики,
Всё прядь золотых волос,
На блузке витые кантики,
Да милый курносый нос.

Я видел тебя во сне
И даже — какое дело,-

Ты молча, без слов,
С чертёжных листов

Со стен на меня глядела.

А, в сущности, только раз
Твой взор на меня склонился:

Тогда в поздний час
С чертёжки на нас

Кульман к ногам свалился.

Всё косы твои, всё бантики,
Всё прядь золотых волос,
На блузке витые кантики,
Да милый курносый нос.

НАТАШЕНЬКА

Наташенька, глотаю пыль дорог,
Наташенька, печально дует ветер.
Наташенька, любви я не сберёг
И не нашёлся, что тебе ответить.

Гитара плачет в полуночной мгле,
И песня вдаль летит по бездорожью.
Я жил одной тобой лишь на земле,-
Нет ничего, что было мне дороже.

Наташенька, тропинка уведёт,
Наташенька, идут дожди, туманы.
Наташенька, ты первый ледоход
И зорь багряных первый буревестник.

Наташенька, глотаю пыль дорог,
Наташенька, печально дует ветер.
Наташенька, любви я не сберёг
И не нашёлся, что тебе ответить.

КОЛОКОЛЬЧИКИ

Я хожу один гуляю,
А в полях цветёт весна.
Шепчут мне цветы, вздыхая:
«Не грусти,- придёт она!»

Колокольчики полевые,
Что ж вы смотрите, как живые?
Очень милые, голубые,-
Ну, зачем я вас люблю!

Я и сам цветы спросил бы,-
Да не знаю, как спросить.
Только знаю: нету силы
Те глаза мне позабыть.

Колокольчики полевые,
Что ж вы смотрите, как живые?
Очень милые, голубые,-
Ну, зачем я вас люблю!

Где ты, где ты? Я страдаю,
Я и сам себя браню,
И зачем твои глаза я
В сердце бережно храню?

Колокольчики полевые,
Что ж вы смотрите, как живые?
Очень милые, голубые,-
Ну, зачем я вас люблю!

ТАНГО «ОТЧАЯНЬЕ»

(Б.Скляров)

В бордовом зале «Журавли»
Играют музыканты,
Вдали от собственной земли
Тоскуют эмигранты.

А мы с тобою, милый друг,
Не жили в заграницах,
А мы чужими стали вдруг,
Где довелось родиться.

Здесь похоронены отцы
С улыбками во взорах,
И все начала и концы,
Не оборвать которых.

В бордовом зале «Журавли»
Играют музыканты,
И, что б газеты не плели,
Мы тоже эмигранты.

И лишь, в отличье от других,
Нам некуда стремиться,
Мы чужаки, и нет своих,
И здесь, и в заграницах.

Кто уезжает в Израи́ль,
Кто в Штаты и Канаду.
Глотают слёзы, будто пыль,
И ходят по канату.

Мы всюду в мире на мели,
Всё те же варианты,
Рыдающие журавли,
Безвыходные эмигранты.

ТАНГО «НАДЕЖДА»

(Б.Скляров)

Моей печали нет конца,
Устало плачет небо,
Черты любимого лица
Со мною, где б я не был.

Последней встречи тишина,
В которой скрыта мука,
И чёрной тенью у окна
Промозглая разлука.

Я сам не знаю, почему
Нам вместе стало тесно,
И сердце кануло во тьму,
А что с ним — неизвестно.

Любовь не кончилась тогда,
Она жива поныне,
Ей не исчезнуть без следа
Ни в море, ни в пустыне.

Не верю я, что ты с другим
Давно уже забыла
Всё то, что только нам двоим
Когда-то было мило.

Я верю: ты ещё придёшь,
На лоб положишь руку
И отстранишь, и отведёшь,
Как глупый сон, разлуку.

Тепло весеннее в груди,
И радуга – как арка,
И ожиданье впереди
Бесценного подарка.

И губ пленительный изгиб,
И нежный тон участья,
И чувство, что опять погиб,-
На этот раз — от счастья.

Моей печали нет конца,
Устало плачет небо,
Черты любимого лица
Со мною, где б я не был.

Последней встречи тишина,
В которой скрыта мука,
И чёрной тенью у окна
Промозглая разлука.

* * *

Шёл солдат по Европе войной,-
Он отстаивал край свой родной.
И когда он в пути тосковал,
То всегда и везде повторял:

«Ой, девушки, девушки, милые,
Каких только я не встречал:
Румынок, болгарок и чешек,-
Но краше своих не встречал».

Но война нас всё дальше звала,
Меня ждали большие дела,
И когда я в пути тосковал,
То всегда и везде повторял:

«Ой, девушки, девушки, милые,
Каких только я не встречал:
Румынок, болгарок и чешек,-
Но краше своих не встречал».

И когда возвратился домой
И увидел он край свой родной,
Он в душе всё равно тосковал,
И другим, как всегда, напевал:

«Ах, девушки, девушки, милые,
Каких только я не встречал:
Румынок, болгарок и чешек,-
Но краше своих не встречал».

[Ой! Магнитофон сломался! Проверьте Flash Plugin!]

* * *

Тихо табор цыганский уснул,
Только слышны аккорды гитары,
Под цыганский напев нежных струн
Чей-то голос вдали напевает.

Молодая цыганка не спит,
Обняв смуглого парня рукою.
Скоро утро, туманы взойдут
Над широкою быстрой рекою.

На востоке алеет заря,
Ночь прошла, и цыганка привстала,
Распустила свои волоса,
Друга милого нежно ласкала.

Так целуй же мой друг горячей:
Ночь дана для любви и страданья.
Для нас жизнь кочевая дана,
Для тебя, милый друг,- лишь страданья.

* * *

(Е.Абдурахманов)

Он очень много знал и очень много думал,
И по ночам чего-то вычислял.
Земля есть круглый шар,- он это не придумал,
Он просто-напросто невеждам доказал.

На мир смотрел глазами ясновидца,
Он видел времени стремительный разбег.
И озаряет пламя перепуганные лица:
Горит на площади какой-то человек.

Горит прогресс — а кто-то руки греет,
И пламя пляшет в обезумевших глазах.
Инквизиторы хворост не жалеют:
Бунтующие души сжигают на кострах.

Прошло то время церковного разгула,
Те страшные годы канули в века.
Сейчас наука нам душу распахнула,
А на кострах лишь запах шашлыка.

Он очень много знал и очень много думал,
И по ночам чего-то вычислял.
Земля есть круглый шар,- он это не придумал,
Он просто-напросто невеждам доказал.

* * *

(В.Раменский)

Блондинки, брюнетки, шатеночки,
Я с грустью на вас погляжу:
Вы умненько встали вдоль стеночки,
А я перед вами сижу.

Вон слева — ну та, что вся рыжая,-
Юбчонку задрала — ой-ой!
Как гляну: ну рожа бесстыжая,
И вкус совершенно не мой!

А справа мадонна чернявая,
что с бюстом под номером «пять».
Да стой!- у тя морда прыщавая,-
Не лягу с тобою я спать!

А среднюю просто не хочется,
И — кстати — я вовсе не хам,
Не нужно твое мене отчество!
Эй, мэтр,- смени-ка мне дам!

Блондинки, брюнетки, шатеночки,
Я с грустью на вас погляжу:
Вы умненько встали вдоль стеночки,
А я перед вами сижу.

БАЦИЛЛА И ЧУМА

Лежали на нарах два рыла,
По воле грустили друзья:
Один был по кличке Бацилла,
Другой был по кличке Чума.

Природа им счастье дарила,
А горе сулила тюрьма.
В Маруську влюбился Бацилла,
На Катьку пошел сам Чума.

В картишки мастишка валила,-
А ну-ка держись, фраерá!
Ведь с вами играет Бацилла,
«Вот черти!»- кричал им Чума.

В Москве у Нескучного сада,
На воздух подняв два пера:
«Мне с вами базарить не надо,
Разденьтесь! Я самый Чума».

Маруська подумать любила,
А Катька порчушкой была.
За Муськой приехал Бацилла,
За Катькой приплыл сам Чума.

Но вскоре вся округь заныла,
Узнала про них Колыма:
Во льды оторвался Бацилла,
Во мхи возвратился Чума.

Лежали на нарах два рыла,
По воли грустили друзья:
Один был по кличке Бацилла,
Другой был по кличке Чума.

[Ой! Магнитофон сломался! Проверьте Flash Plugin!]

ДВА ГРОМИЛЫ

Жили-были два громилы, дзынь-дзынь-дзынь!
Один я — другой Гаврила, дзынь-дзынь-дзынь!
А если нравимся мы вам, дралаху-дралая!
Приходите в гости к нам, дзынь-дзара!

Мы вам фокусы устроим, дзынь-дзынь-дзынь!
Без ключа замок откроем, дзынь-дзынь-дзынь!
Хавиру начисто возьмем, дралаху-дралая!
А потом на ней кирнем, дзынь-дзара!

Не успели мы кирнуть, дзынь-дзынь-дзынь!
А легавый тут как тут, дзынь-дзынь-дзынь!
Забирают в ГПУ, дралаху-дралая!
А потом везут в тюрьму, дзынь-дзара!

Девять месяцев проходит, дзынь-дзынь-дзынь!
Следствие к концу подходит, дзынь-дзынь-дзынь!
Собираются судить, дралаху-дралая!
Лет на десять посадить, дзынь-дзара!

Вот мы входим в светлый зал, дзынь-дзынь-дзынь!
Судьи все давно уж там, дзынь-дзынь-дзынь!
А налево — прокурор, дралаху-дралая!
Он на морду чистый вор, дзынь-дзара!

Сидит справа заседатель, дзынь-дзынь-дзынь!
Мой с подельщиком приятель, дзынь-дзынь-дзынь!
А налево заседатель, дралаху-дралая!
Он карманов выгребатель, дзынь-дзара!

Что сказать вам про судью? дзынь-дзынь-дзынь!
Знают, что берёт — дают! дзынь-дзынь-дзынь!
Получивши деньги в лапу, дралаху-дралая!
Стал родным теперь мне папой, дзынь-дзара!

Тут защитничек встаёт, дзынь-дзынь-дзынь!
И такую речь ведёт, дзынь-дзынь-дзынь!
«Греха на душу не брать, дралаху-дралая!
Я прошу их оправдать, дзынь-дзара!»

Но проходит лютый час, дзынь-дзынь-дзынь!
Оправдали судьи нас, дзынь-дзынь-дзынь!
Ксивы на руки вручают, дралаху-дралая!
И на волю отпускают, дзынь-дзара!

Вот мы входим в ресторан, дзынь-дзынь-дзынь!
Гаврила — в рыло, я — в карман, дзынь-дзынь-дзынь!
А когда капусту сняли, дралаху-дралая!
Вот тогда мы погуляли, дзынь-дзара!

Жили-были два громилы, дзынь-дзынь-дзынь!
Один я, другой — Гаврила, дзынь-дзынь-дзынь!
А если бабки есть у вас, дралаху-дралая!
Пригласите в гости нас, дзынь-дзара!

* * *
(В.Раменский)

Я сижу в кабинете и вижу с тоской
Во дворе милицейские «Волги».
Вспоминаются годы, что были с тобой,-
Только как же те годы недолги.

А теперь впереди время чёрной тоски,-
От него не сбежать и не скрыться,
От судьбы не уйдёшь, и судьбе ты не лги,-
Мне слезами хотя бы залиться.

Так хотелось бы выплакать горькую боль,
Что давно мою душу терзает,
И найти бы забвенье, найти бы покой,-
Ну, за что меня бог так карает.

Я прощаюсь с тобой, город мой Ленинград,
Только сердцу забыть не прикажешь:
Буду помнить туманы, с дождём снегопад
И слова, что в разлуке ты скажешь.

Может, Север, а может быть, Дальний Восток
Меня встретит казённой постелью:
Это прожитой жизни печальный итог,-
Пусть итог этот скроют метели.

Сколько буду я там — знает бог и закон,
И об этом судить очень сложно,
Но мне снится родной Петропавловки звон:
Без надежды и жить невозможно.

Я сижу в кабинете и вижу с тоской
Во дворе милицейские «Волги».
Вспоминаются годы, что были с тобой,-
Только как же те годы недолги.

БЕРЁЗЫ
(В.Раменский)

Берёзы, берёзы, берёзы,
Вам плакать уж больше не в мочь,
Горьки и скупы ваши слёзы,
Как жизнь, уходящая прочь.

Вы плачете ранней весною,
Я плакал всю жизнь напролёт,
И годы всей жизни со мною,
И мой наступает черёд.

Я видел берёзы с этапа,
Вы плакали кровью тогда,
А я, стиснув зубы, не плакал,
Но нас унесли поезда.

Вагон, правда, мой не купейный,
И окна забиты на нём,
Нам нет в этом вагоне забвенья
Ни утром, ни ночью, ни днём.

Состав наш умчался на Север,
Где нету российских берёз,
И каждый во что-нибудь верил,
И каждый старался — без слёз.

Я помню берёзы на зоне,
Вы были и в этом краю,
А вечером в лагерном звоне
Вы жизнь украшали мою.

Мне грезились в зоне берёзы,
Забытые мною края,
Мне грезились матери слёзы,
Казалось, что в кроне — сам я.

Вся жизнь — словно сказка с берёзами,
Мне снятся с берёзами сны,
Но с этими жуткими грёзами
Я не доживу до весны.

ДВЕ ГОСТИНИЦЫ
(В.Раменский)

В разных мы гостиницах живём:
От тебя Нева за двести метров,
У меня — Нарова под окном,
И с Невы, бывает, дуют ветры.

Если твой на номер поглядеть,-
У тебя не «люкс», но что-то вроде:
Унитаз и раковина есть,
И бывает, врач туда заходит.

Лишь сюда доносится печаль,
Только здесь у вас в душе тревога,
Жизни тут своей подчас не жаль:
Неизвестно, как пойдёт дорога.

Номер твой пока на четверых,
Но по блату пятую подбросят.
В десять корпус весь уже затих,
Только лампы в номере не гасят.

Под тобою смертники живут,
В страхе ожидая каждой ночи:
Ничего теперь они не ждут,
Да и сутки их уже короче!

Лишь сюда доносится печаль,
Только здесь у всех в душе тревога,
Жизни тут своей подчас не жаль:
Неизвестно, как пойдёт дорога.

Ну, а я живу теперь один:
Ванная, ковёр и вид на реку,-
Будто иностранный гражданин,
Впрочем, как и надо человеку.

У тебя с питаньем благодать:
Подают тебе обед и ужин,
Только вот меню — такую мать!-
От него и туалет не нужен!

Лишь сюда доносится печаль,
Только здесь у всех в душе тревога,
Жизни тут своей подчас не жаль:
Неизвестно, как пойдёт дорога.

Но зато овёс и рыба есть,-
У меня ж проблемы с этим вечно:
В кабаке найдут мне, что поесть,
Но собак кормить бывает нечем.

Где б бюро обмена отыскать,
Чтобы не нужный «люкс» и твою площадь
Помогла бы вместе поменять
На шалаш в берёзовую рощу?

Лишь сюда доносится печаль,
Только здесь у всех в душе тревога,
Жизни тут своей подчас не жаль:
Неизвестно, как пойдёт дорога.

Лишь сюда доносится печаль,
Только здесь у всех в душе тревога.

* * *
(В.Раменский)

Слушай сказку про Деда Мороза,-
Он приснится тебе в Рождество,
И скупые блеснут, может, слёзы,
Если вспомнишь о том, что ушло.

Много лет я свободы не видел,
Жизнь на воле я стал забывать,-
Видно, чем-то я бога обидел,
Разучился любить и прощать.

Для меня бог — полковник в погонах,
Он владыка над нами теперь,
Он казнит и помилует в зонах,-
Только этому богу не верь!

Для него ты всегда только номер,
Что написан казённой рукой,
И ему всё равно, пусть ты помер,-
Тебя быстро заменит другой.

Место в камере пусто не будет,-
Эх, не бывает такого у нас,-
И кого-то вновь ночью разбудят,
Чтобы на холоде выстоять час.

Я хотел спеть про Деда Мороза,
Но, простите, друзья,- не могу:
Снова душат рыданья и слёзы,
Извините, я лучше уйду.

Слушай сказку про Деда Мороза,-
Он приснится тебе в Рождество,
И скупые блеснут, может, слёзы,
Если вспомнишь о том, что ушло.

* * *

Я сижу в одиночке
И плюю в потолочек,-
Перед родиной честен,
Перед совестью чист.

Предо мной лишь окошко
И запретная зона,
А на вышке с винтовкой —
Равнодушный чекист.

По тундре,
по железной по дороге,

Где мчится скорый

«Воркута-Ленинград»,

По тундре,

по широкой по дороге,

Где мчится скорый

«Воркута-Ленинград».

Мы бежали с тобою
Золотою тайгою,
Когда тундра одела
Свой осенний наряд.

ВОХРа нас окружила,
Слышит хруст под ногою,
Винторезы наставив,
«Руки вгору!»- кричит.

По тундре,
по железной по дороге,

Где мчится скорый

«Воркута-Ленинград»,

По тундре,

по железной по дороге,

Где мчится скорый

«Воркута-Ленинград».

Мы бежали с тобою
Золотою тайгою,
Когда тундра проснулась
В свой нарядный наряд.

ВОХРа нас окружила,
Карабинчики нам в лица,-
А кто пуль не боится,
Того смерти не взять.

По тундре,
по широкой по дороге,

Где мчится скорый

«Воркута-Ленинград»,

По тундре,

по широкой по дороге,

Где мчится скорый

«Воркута-Ленинград».

Мы теперь на свободе,
О которой мечтали,
О которой мечтали
Мы с Кирюхой вдвоём.

Хоть простят нас едва ли,
Нам не надо медалей,
А нужна нам свобода,-
А её мы возьмём!

По тундре,
по широкой по дороге,

Где мчится скорый

«Воркута-Ленинград»,

По тундре,

по железной по дороге,

Где мчится скорый

«Воркута-Ленинград».

[Ой! Магнитофон сломался! Проверьте Flash Plugin!]

* * *
(Ф.Даллада)

Расцвела

сирень в моём садочке,

Ты пришла

в сиреневом платочке,

Ты пришла — и я пришел.
И тебе, и мене хорошо!

Я тебя

в сиреневом платочке

Целовал

я в розовые щечки.

Тучка шла, и дождик шел,-
И тебе, и мене хорошо!

Отцвела

сирень в моём садочке,

Ты ушла

в сиреневом платочке.

Ты ушла — и я ушел.
И тебе, и мене хорошо!

Не могла

пождать меня немного,

Ты нашла,

нашла себе другого.

Ты нашла — и я нашел,
И тебе, и мене хорошо!

Вот тогда

в сиреневом садочке

Родилась

сиреневая дочка,

Тучка шла, и дождик шел,-
И тебе, и мене хорошо!

Расцвела

сирень в моём садочке,

Ты пришла

в сиреневом платочке,

Ты пришла — и я пришел.
И тебе, и мене хорошо!

СВЕЧИ

(А.Лобановский)

Дождь притаился за окном,
Туман поссорился с дождем,
И беспробудный вечер,

и беспробудный вечер,

О чём-то дальнем, неземном,
О чём-то близком и родном,
Сгорая, плачут свечи.

Казалось, плакать не о чём:
Мы, в общем, грамотно живём,
Но иногда под вечер,

но иногда под вечер

Ты вдруг садишься за рояль,
Снимаешь с клавишей вуаль
И зажигаешь свечи.

И свечи плачут для людей,
Кто тише плачет, тот сильней,
И утереть горячих слёз

они не успевают.

И очень важно для меня,
Что не боится воск огня,
Что свечи плачут для меня,
Свечи плачут.

Дождь притаился за окном,
Туман поссорился с дождем,
И беспробудный вечер,

и беспробудный вечер,

О чём-то дальнем, неземном,
О чём-то близком и родном,
Сгорая, плачут свечи.

[Ой! Магнитофон сломался! Проверьте Flash Plugin!]

* * *

Здравствуйте, моё почтенье!
От Аркашки нет спасенья:

Я приехал вас развеселить.

Зохтер парень я бывалый,
Расскажу я вам немало

И, прошу покорно,- «браво, бис!»

Я был у Питере, Одессе и Калуге,
У Кишиневе, Магадане и на Юге,
А в Мелитополе пришлось надеть халат,
Азохтер махтер абгенах фахтоген ят!

Надумал я, друзья, жениться,
Вздумал я остепениться,

И решил порядочным я стать.

Стали в ЗАГС мы собираться,
Чтобы с нею расписаться,-

Тут явилась рóдная жена.

Она набросилась на мне, как лютый зверь,-
Вы ж понимайте мои колики теперь!
Невеста поняла, что я женюсь на блат,
Азохтер махтер абгенах фахтоген ят!

Тарелки, вилочки по воздуху летят,
По фене всяко меж собою говорят.
Мамаша поняла, что я женюсь на блат,
Азохтер махтер абгенах фахтоген ят!

Оттуда я, друзья, смотался,
Больше с ними не встречался,

И решил порядочным я стать.

С фраером завел я дружбу,
Определился я на службу:

Цорес мне пришлося испытать.

Я был у Питере, Одессе и Калуге,
У Кишиневе, Магадане и на Юге,
А в Мелитополе пришлось надеть халат,
Азохтер махтер абгенах фахтоген ят!

Лежу у дóпре загораю
И на потолок плеваю:

Кушать, пить и спать у мене есть.

Если вы аид ехидный,
Ежли вам чего завидно,-

Можете прийти и рядом сесть.

Я говорю, как говорил мене один:
Кто служит в дóпре — самый честный гражданин.
Я говорю, как говорил мой родный брат:
Азохтер махтер абгенах фахтоген ят!

Здравствуйте, моё почтенье!
От Аркашки нет спасенья:

Я приехал вас развеселить.

Зохтер парень я бывалый,
Расскажу я вам немало

И, прошу покорно,- «браво, бис!»

* * *
(Р.Фукс)

Вы хочете песен?- Их есть у меня!
В прекрасной Одессе гитары звенят!
Пройдись по бульварам, швырнись по садам,-
Услышишь гитару, увидишь мента.

Эх, Одесса, мать-Одесса,
Ростов-папа шлёт привет!
Есть здесь много интереса,
Фраерам покоя нет!

Их будят ночью блатные песни,
Несутся звуки серенад.
И не уснуть ему, хоть тресни,
Под музыкальный этот блат.

В легавку звонишь — а там блатные,-
Ты не бери их на испуг!
Карманы чистят они вам ныне
Стерильно без касанья рук!

Эх, Одесса, мать-Одесса,
Ростов-папа шлёт привет!
Есть здесь много интереса,
Фраерам покоя нет!

Они разденут вас глазами
И шмотки спустят — ну так что ж?
Уж мы раньше вам сказали,-
В Одессе вора не найдешь!

Так приезжайте к нам с перстнями,-
Одесса-мама здесь вас ждет.
Пускай опер попляшет с нами,
Потом вам песенку споет.

Эх, Одесса, мать-Одесса,
Ростов-папа шлёт привет!
Есть здесь много интереса,
Фраерам покоя нет!

[Ой! Магнитофон сломался! Проверьте Flash Plugin!]

* * *
(Р.Фукс)

Ах, скокарь, скокарь, скокарь,-
А мусор кнокал, кнокал,
Поймав его на скоке,
Заботился о сроке,
И, взяв его за ухо,
Легавый долго нюхал,
В карманах его рылся,
А скокарь — испарился.

Остались лишь отмычки,
Жиганские привычки,
Остался ломик, фомка
И с барахлом котомка,
Остались лишь перчатки
И пальцев отпечатки,
Да след на сигарете,
Его физкульт-привете.

Начальник огорчился,
В мундирчик облачился,
Отправился до дому,
А там родных, знакомых
Встречают по телеграмме,
Что ждёт в Одессе-маме,-
Отправил ее урка,
А адрес взял в дежурке.

Вот вам одесский юмор:
Начальник взял — и умер,
Вот вам одесский номер:
Начальник взял — и помер,
Не поняв энтой хохмы,
Себе он вырвал лохмы,
Без юмора родился —
Без шерсти простудился.

Ах, скокарь, скокарь, скокарь,-
А мусор кнокал, кнокал,
Поймав его на скоке,
Заботился о сроке,
И, взяв его за ухо,
Легавый долго нюхал,
В карманах его рылся,
А скокарь — испарился.

* * *
(Р.Фукс)

Ах, Йозеф, Йозеф, старый добрый Йозеф,-
Какие есть на свете имена!
Состриг ли ты свою больную мóзоль,
Иль до сих пор она в тебе жива?

Ах, Йозеф, Йозеф, старый добрый Йозеф,
Состриг ли ты любимую мозóль?
Лучше чтоб не знали все,
Лучше чтоб упали все,-
Выставить лишь ножку ты изволь!

С добрым утром, тётя Хая, ай-ай-ай!
Вам посылка из Шанхая, ай-ай-ай!
А в посылке три китайца, ой-ой-ой!
Три китайца красят яйца, ой-ой-ой!

Я как-то встретил Йозефа на рынке:
Он жидкость от мозóлей покупал.
В зубах держал сметаны Йозеф крынку,
Ну а руками — руками мóзоль обнимал.

Хотел я поздороваться с ним чинно,
Улыбку сотворил и шляпу снял,-
Но Йозеф вдруг заметил тётю Хаю,-
Вильнул кормой — и мимо прошагал!

С добрым утром, тётя Хая, ай-ай-ай!
Вам посылка из Шанхая, ай-ай-ай!
А в посылке три китайца, ой-ой-ой!
Три китайца красят яйца, ой-ой-ой!

Так вот она, какая тётя Хая,-
И Йозеф с нею, видно, не в ладах,-
Ей кто-то шлёт посылки из Шанхая,
А Йозеф умирает в мозолях!

Но Йозеф сострижёт больную мóзоль
И кой-кому, ой, кой-кому намнёт бока!
И встретит он тогда и тётю Хаю,
И ей подставит ножку, а пока.

С добрым утром, тётя Хая, ай-ай-ай!
Вам посылка из Шанхая, ай-ай-ай!
А в посылке три китайца, ой-ой-ой!
Три китайца красят яйца, ой-ой-ой!

* * *

Расскажу вам, кому чего снится,
По профессии всем вам приснится:
Кто работает кем наяву,-
Все должно то присниться ему.

Поварам снятся сладкие блюда,
Официантам — ножи и посуда,
Алкоголикам — пробки-бутылки,
А обжорам — ножи, ложки: вилки.

Ворам снятся карманы, запоры,
Хулиганам — шалманы, притоны,
Пастухам снится чистое поле,
Заключенным — свобода и воля.

Бабам снятся резинки-застежки,
Мужикам — их красивые ножки,
Ну а если мужик непутёвый,-
Снится дрын суковатый, дубовый.

Ну а что же милиции снится?
Постеснялся я к ним обратиться,
Пусть тот сон остаётся в секрете:
Нет милее свободы на свете.

* * *

Выпьем за мировую,
Выпьем за жизнь блатную:
Рестораны, карты и вино.
Вспомним Марьяну с бану,
Карманника Ивана,-
И скок знаем он давно.

Жульё Ивана знало,
С восторгом принимало,
Где бы наш Ванюша ни бывал:
В Харькове и Ленинграде,
Москве и Ашхабаде,-
Всюду он покупки покупал.

Однажды дело двинул:
Пятьсот «косых» он вынул,
Долго караулил он «бобра».
Купил себе машину,
Катал красотку Зину,
С шумом выезжал он со двора.

Долго он с ней катался,
Долго он наслаждался,
Но однажды к ним пришла беда:
Вместе с своей машиной,
Вместе с красоткой Зиной
Навернулся с нашего моста.

На трамвайной остановке
Проходите, не смотрите:
С понтом на работу он спешит.
Шкары несёт в портфеле,
Мастер он в своём деле,-
Будет им, пока не залетит.

Шкары эти надевает,
Когда жуликом бываем,
А когда воруем — макинтош.
Когда грабим-раздеваем,
Он перчатки одевает:
Нашего Ванюшу не возьмешь!

Когда в камеру заходит,
Разговор такой заводит:
«Любо на свободе, братцы, жить!
Свободу вы любите,
Свободой дорожите,
Научитесь вы её любить!»

* * *

На улице на Семёновской,
Где нравы буквально как в Азии,
На улице на Семёновской
Случилась однажды оказия.

Комичная,
Отличная,-
Как вспомнишь, так смех берёт,-

Охальная,
Скандальная,

Ну, прямо, как тот анекдот.

В квартиру сто утром в девять пять
Раздался звонок оглушительный,
Квартиру сто утром в девять пять
Хозяйка открыла решительно.

Холёная,
Ядрёная,
С глазами чуть-чуть накосок,

Типичная
Столичная,

С грудями, как то колесо.

За дверью той в шляпе фетровой
Стоял мужичище двухмéтровый.
Он вдруг спросил тихим голосом,
Да так, что взъерошились волосы:

«Пардон, мадам,
Пардон, мадам,
Вы только мне дайте ответ,

Скажите вы,
Вы женщина?

Вы женщина — да или нет?»

Тут дамочка дверью хлопнула,
Ногою от злости притопнула
И целый час хама грозного
Ругала, да всё по-колхозному.

И так его,
И сяк его,
И в бога да ейную мать,

И сказочно,
И красочно,

Что в песне всего не сказать.

Три дня подряд ровно в девять пять
Всё тот же хамлюга звонит опять,
Как банный лист, как липкий клей
Всё тот же вопрос задавал он ей:

«Пардон, мадам,
Пардон, мадам,
Вы дайте мне, дайте ответ,

Скажите мне,
Вы женщина?

Вы женщина — да или нет?»

Три дня подряд дама мучилась,
Три дня подряд не обедала,
А вечером как-то к случаю
Про всё то-то мужу поведала:

«Беда в домý,
Беда в домý,
Ты должен его проучить!

Ну, что ему,
Ну, что ему,

Ну, что ему мне говорить?»

«Скажи ему, моя лапочка,
Что ты таки женщина страстная,
И дай понять ему, мамочка,
Как будто ты, в общем, согласная.

Я рядышком
За ширмою
С дубинкою буду стоять

И чуть чего,
И чуть чего,

Задам ему кузькину мать!»

И вот в четверг ровно в девять пять
Он снова звонит в шляпе фетровой,
Открыли дверь — и он опять
Стоит на пороге двухмéтровый.

«Пардон, мадам,
Пардон, мадам,
Ну, дайте же, дайте ответ,

Скажите же,
Пожалуйста,

Вы женщина — да или нет?»

«Да-да, мусьё, я женщина,
И всё в этом мире не чуждо нам,
Да-да, мусьё, я женщина,
Так что же, скажите мне, нужно вам?»

«Тогда мадам,
Тогда мадам,
Ты мужу глаза-то открой,

Чтоб он, мадам,
По вечерам,

Не шлялся с моею женой!»

* * *

Помнишь, как на масляной Москве
В былые дни пекли блины?
Жирный блин царил на всей земле,
Все от блинов были пьяны.

Ты хозяйкой чудною была
И блины мне вкусные пекла.

Эх, Дуня, люблю твои блины,
Ох, Дуня, твои блины вкусны,
В твоих блинах – огонь и нежный вкус,
Твоих блинов съесть много я берусь!

Дуня, давай блинов с огня!
Дуня, целуй сильней меня.
Твой поцелуй разгонит мигом сплин,
Твой поцелуй горяч, как свежий блин.

Всё прошло, и нету тех блинов,
Былые дни – но где же вы?
Не найдешь и запаха следов,
И милых сердцу вечеров.

А хозяйка славная была,
Дивные блины она пекла.

Эх, Дуня, люблю твои блины,
Дуня, твои блины вкусны,
В твоих блинах – огонь и нежный вкус,
Твоих блинов съесть много я берусь!

Дуня, давай блинов с огня!
Дуня, целуй сильней меня.
Твой поцелуй разгонит мигом сплин,
Твой поцелуй горяч, как свежий блин.

[Ой! Магнитофон сломался! Проверьте Flash Plugin!]

Я, друзья, приехал на Москву,-
Покушать блин, попить кваску.
Разогнал бы сможется тоску,
Но больно длинная тоска.

Да, к тому же, Дуни не найти:
Разошлися наши с ней пути.

Дуня, люблю блины твои,
Дуня, твои блины вкусны,
В твоих блинах – огонь и нежный вкус,
Твоих блинов съесть много я берусь!

Дунька, давай блинов с огня!
Дуня, целуй сильней меня.
Твой поцелуй разгонит мигом сплин,
Твой поцелуй горяч, как свежий блин.

Всё же я поеду в Петербург,
И там я Дуню встречу вдруг:
Где-нибудь стоит среди подруг,
Таких же чистеньких, уже старух.

И теперь, когда прошли года,
К ней я возвращуся навсегда!

Эх, Дуня, люблю твои блины,
Дуня, твои блины вкусны,
В твоих блинах – огонь и нежный вкус,
Твоих блинов съесть много я берусь!

Дунька, давай блинов с огня!
Дуня, целуй сильней меня.
Твой поцелуй разгонит мигом сплин,
Твой поцелуй горяч, как свежий блин.

Ох! Дунька, как я люблю тебя,
Дунька, ну, поцелуй меня!
И не хочу я ничего,
Ах, Дунька, Дунька,- поцелуй меня!

* * *

Надену я чёрную шляпу,
Поеду я в город Анапу,
И там я всю жизнь пролежу
На солёном, как вобла, пляжý.

Лежу на пляжý я и млею,
О жизни своей не жалею,
И пенится берег морской
Со своей неуёмной тоской.

Перспективы на жизнь очень мрачные,
Я решу наболевший вопрос:
Я погибну под поездом дачным,
Улыбаясь всем промеж колёс.

Раскроется злая пучина,
Погибнет шикарный мужчина,
И дамы, увидевши гроб,
Поймут, что красавец усоп.

Останется чёрная шляпа,
Останется город Анапа,
Останется берег морской
Со своей неуёмной тоской.

Надену я чёрную шляпу,
Поеду я в город Анапу,
И там я всю жизнь пролежу
На солёном, как вобла, пляжý.

ПЕСНЯ ПРО ПОДОЛ
(Г.Бальбер)

А мой дедушка родной,
Киевлянин коренной,

Чуть однажды не сошел с ума:

Слух по Киеву прошел,
Что должны снести Подол

И построить новые дома.

Но без Подола Киев невозможен,
Как святой Владимир без креста.
Это же кусок Одессы
(Это новость и для прессы!)

И мемориальные места.

И в Одессе, и в Москве,
И в таёжном городке,

Где б ты ни был, где бы ты ни шёл,

Пусть ты Киева не знал,
Но, уверен, что слыхал

«Гоп-со-смыком»,- песню про Подол.

Но без Подола Киев невозможен,
Как святой Владимир без креста.
Это же кусок Одессы
(Это новость и для прессы!)

И мемориальные места.

Верхний Вал и Нижний Вал,-
Сам Хмельницкий здесь бывал

И водил поить свого коня.

А там, где пил вот этот конь,
Там щас строят «Оболонь»

По проекту завтрашнего дня.

Но без Подола Киев невозможен,
Как святой Владимир без креста.
Это же кусок Одессы
(Это новость и для прессы!)

И мемориальные места.

Обойдёшь все города,
Но нигде и никогда

Ты не сможешь помолиться-таки богу,

Но маланский наш народ
Где не ищет — то найдёт

Только на Подоле синагогу!

Но без Подола Киев невозможен,
Как святой Владимир без креста.
Это же кусок Одессы
(Это новость и для прессы!)

И мемориальные места.

А с Подола, где ремонт,
Переехал весь бомонд:

Минское шоссе им возвели.

Хоть в квартирах там паркет,
И клопов в обоях нет,

Подоляне всё ж возмущены.

Но без Подола Киев невозможен,
Как святой Владимир без креста.
Это же кусок Одессы
(Это новость и для прессы!)

И мемориальные места.

Древний киевский проспект
Звал Петра к себе за стол,

Но к боярам Пётр таки не пошёл,

Поклонился он отцам,
И палатам, и дворцам,-

Домик на Подоле предпочёл.

Но без Подола Киев невозможен,
Как святой Владимир без креста.
Это же кусок Одессы
(Это новость и для прессы!)

И мемориальные места.

А в эти двери сотни пуль
Всадил петлюровский патруль,

Рассердясь на бабушку мою.

Но мой дед — он хавар тот:
Он поставил пулемёт,-

Но таки петлюровцы в аду!

Но без Подола Киев невозможен,
Как святой Владимир без креста.
Это же кусок Одессы
(Это новость и для прессы!)

И мемориальные места.

[Ой! Магнитофон сломался! Проверьте Flash Plugin!]

* * *

Зашёл в одесский кабачок «Гамбринус»,
Вино там стоит пятачок — я скинул,
С бутылкой там сижу наедине,
Не плачь, милашка, обо мне.

Так будь здорова, дорогая!
Я надолго уезжаю,
А когда вернусь — не знаю,
Так прости-прощай!

Прощай, ты друга не забудь,
Твой друг уходит в дальний путь,
К тебе я постараюсь завернуть
Как-нибудь, как-нибудь, как-нибудь.

Так будь здорова, дорогая!
Я надолго уезжаю,
А когда вернусь — не знаю,
Так прости-прощай!

«Вернись, попробуй, дорогой,-
Тебя я встречу кочергой!
Таких пинков в дорогу надаю,-
Забудешь песенку свою!»

Так будь здорова, дорогая!
Я надолго уезжаю,
А когда вернусь — не знаю,
Так прости-прощай!

Когда бродяги пьют вино,
Тогда бродягам всё равно.
Эх, было б видно только в кружке дно,-
Всё равно, всё равно, всё равно.

Так будь здорова, дорогая!
Я надолго уезжаю,
А когда вернусь — не знаю,
Так прости-прощай!

В Одессе много кабаков,
Погрейся где — и будь таков!
А завтра, может, снова исправдом,
А потом — суп с котом и дурдом!

Так будь здорова, дорогая!
Я надолго уезжаю,
А когда вернусь — не знаю,
Так прости-прощай!

ПОСПЕЛИ ВИШНИ

Поспели вишни в саду у дяди Вани,
У дяди Вани поспели вишни,
А дядя Ваня с тётей Груней нынче в бане,
А мы под вечер погулять как будто вышли.

А ты, Григорий, не ругайся,
А ты, Петька, не кричи,
А ты с кошёлками не лезь поперед всех!
Поспели вишни в саду у дяди Вани,
А вместо вишен теперь весёлый смех.

«Ребяты, главное — спокойствие и тише!»
«А как заметят?» — «Не, не заметят»
«А как заметят — мы воздухом здесь дышим»,-
Сказал с кошёлками соседский Петька.

А ты, Григорий, не ругайся,
А ты, Петька, не кричи,
А ты с кошёлками не лезь поперед всех!
Поспели вишни в саду у дяди Вани,
А вместо вишен теперь весёлый смех.

«А ну-ка, Петя, нагни скорее ветку!»-
А он все вишни в рубаху ссыпал.
Слезай, Петька,- перегнул ты слишком ветку
И вместе с вишнями в осадок выпал.

А ты, Григорий, не ругайся,
А ты, Петька, не кричи,
А ты с кошёлками не лезь поперед всех!
Поспели вишни в саду у дяди Вани,
А вместо вишен теперь весёлый смех.

Пусть дядя Ваня купает тётю Груню
В колхозной бане, крестьянской бане.
Мы скажем дружно: «Спасибо, тётя Груня!
И дядя Ваня, и дядя Ваня!»

А ты, Григорий, не ругайся,
А ты, Петька, не кричи,
А ты с кошёлками не лезь поперед всех!
Поспели вишни в саду у дяди Вани,
А вместо вишен теперь весёлый смех.

Поспели вишни в саду у дяди Вани,
У дяди Вани поспели вишни,
А дядя Ваня с тётей Груней нынче в бане,
А мы под вечер побухать как будто вышли.

* * *
(А.Писарев)

В коммунизм я верю рьяно,
Верю — он таки придёт.
Трезвый буду или пьяный,-
Он таки меня найдёт.

Попрошу его я разом,
Слёзно попрошу:
Проведи-таки мне по приказу
Чью-нибудь жену!

Но что тебе — жалко?-
Я ж её не съем:
Брошу три-четыре палки,
Может быть, и семь.

Иль машину дай, наверно:
Проку в бабе — что?
Лучше всю свою я нервность
Брошу на авто́.

А в коммунизм всё же я верю рьяно,
Верю, он придёт,
Трезвый буду или пьяный,-
Он меня найдёт.

* * *

Ну, что ты смотришь на меня в упор?
Я твоих не испугаюсь глаз.
Давай закончим этот разговор,
Оборвав его в последний раз.

Так что же,- брось, брось,
Жалеть не стану,
Я таких как ты всегда достану,
Ты же поздно или рано
Всё равно ко мне придешь!

Провожу тебя я на крыльцо,
Как у нас с тобою повелось.
На, возьми своё кольцо,
А моё — хоть под забором брось!

Так что же,- брось, брось,
Жалеть не стану,
Я таких как ты всегда достану,
Ты же поздно или рано
Всё равно ко мне придешь!

Ты ушла, словно в ночной туман,
Опустив насмешливо глаза.
Давай закончим этот разговор,-
А в глазах всё та же бирюза.

Так что же,- брось, брось,
Жалеть не стану,
Я таких как ты всегда достану,
Ты же поздно или рано
Всё равно ко мне придешь!

СИГАРЕТА

Если женщина изменит,
Я грустить не долго буду,
Закурю я сигарету,
И о ней я позабуду.

Сигарета, сигарета,-
Никогда не изменяешь,
Я люблю тебя за это,
Ты сама об этом знаешь!

И зимой, и летом знойным
Я люблю дымок твой тонкий,
Я привязан к сигарете
Даже больше, чем к девчонке.

Сигарета, сигарета,-
Никогда не изменяешь,
Я люблю тебя за это,
Ты сама об этом знаешь!

Если вновь случится это:
Моя женщина вернется,-
Закурю я сигарету,
Голубой дымок завьётся.

Сигарета, сигарета,-
Никогда не изменяешь,
Я люблю тебя за это,
Ты сама об этом знаешь!

* * *

Каждый вечер в кабацком дыму,
Видя дикие, пьяные рожи.
Для чего я там был не пойму,
Но тоска и сейчас меня гложет.

Где-то за́ полночь в том кабаке,
Когда гасятся яркие люстры,
Словно призрак мелькнул вдалеке:
Образ женщины, женщины-чувства.

Я лица её точно не помню,
Помню пепельную гриву волос,
Я тогда её был не достоин,
Только чувство с собой я унёс.

Позабыв и кабак, и гитару
Я искал её тысячу лет,
Где я был, где я ни был — не знаю,-
Только пепельной гривы всё нет.

Тыщу лет я по свету скитался,
Не теряя надежду найти,
И однажды я вдруг оказался
Близ забора, куда не войти.

Там при входе «колючка» и стража:
Женской зоны полнейший комплект.
Может, здесь моей жизни пропажа,-
Но и здесь её, может быть, нет.

Я с тех пор в кабаках не играю,
Постаревший на тысячу лет,
Ни о чем больше я не мечтаю:
Гривы пепельной больше уж нет.

ПОКАЗАНИЯ НЕВИНОВНОГО
(В.Шандриков)

Ну, я откинулся — какой базар-вокзал!
Купил билет в колхоз «Большое Дышло»,
Ведь я железно с бандитизмом завязал,
Всё по уму — но лажа всё же вышла.

Секи, начальник: я сидел на склоне дня,
Глядел на шлюх и мирно кушал пончик,
Как вдруг хиляет этот фраер до меня,
Кричит: «А ну, козёл, займи-ка мне червончик!»

Всё закипело, по натуре, во внутрях,
И я меж рог ему чуть-чуть не двинул.
Но нас сознанию учили в лагерях,
И я сдержался, даже шабера не вынул.

Я подарил бы ему кровные рубли,
Но я же сам торчал из-за гоп-стопа.
Кричу ему: «Коллега, отвали!
Твоё мурло в угрях не нравится мне что-то!»

Чтоб в БУРе сгнить мне, начальник, если лгу,
Но если б ночью эту морду паразита
Поставить с моей жопой на углу,-
Все заорали бы, что это два бандита.

Я без понтов ему: «Проваливай, малыш!»
Кричу ему, что здесь, мол, все законно:
«Ты ж за червонец на «червонец» залетишь,-
А там не шутка, землячок, там всё же — зона!»

Но он хамло, хотя по виду и босяк,-
Кастетом, бес, заехал мне по морде.
Тут сила воли моя кончилася вся,-
И вот я здесь, а эта морда — в морге.

Секи, начальник: я всю правду рассказал
И мирно шел сюда в сопровожденьи.
Ведь я железно с бандитизмом завязал,-
Верни мне справку о моем освобожденьи!

* * *

В далёкой солнечной и знойной Аргентине,
Где небо южное там светит, как опал,
И сердце женщины — как огонь в камине,
Проверьте, там, я не бывал.

Зачем же вам нужна чужая Аргентина?-
Я пропою вам про каховского раввина:
Жил-был раввин когда-то в городе Каховке,
Он при общине жил в шикарной обстановке.

Вот так бывает в жизни, ребятишки:
Судьба играет с нами и с вами в кошки-мышки,
Она играет соло на тебе,-
А человек играет соло на трубе,
Эх, на трубе.

Жила ещё тогда с ним дочка Ента,
Он была мягка, как шёлковая лента,
Он была чиста, как новая посуда,
Она была умна, как целый том Талмуда.

От женихов там не было отбою,
И женихи — чета не нам с тобою.
Но был один среди них там парень Лёва,-
Он был надеждою и гордость Могилёва.

Он был красив, как бархат самый лучший,
Он был силён, как сам Самсон могучий,
Любил наш Лёва эти передряги,
Он инженером был в «Карманной тяге».

Он был весёлым брачным аферистом,
И обставлял свои делишки столь он чисто,
Что если только Лёва наш захочет,-
То и комар там носа не подточит.

Вот так бывает в жизни, ребятишки:
Судьба играет с нами и с вами в кошки-мышки,
Она играет соло на тебе,-
А человек играет соло на трубе,
Эх, на трубе.

Не видел я в жизни подобной свадьбы,
Как бы вторично там бы побывать бы!
Любовь и счастье находились вместе,
Играл на свадьбе сводный гоп-оркестер.

Ну, а в конце — нетрудно догадаться,-
Когда все гости стали напиваться,-
Швырнули в стороны и скрипки, и кларнеты,
И все достали разом пистолеты.

И началася тут вторая свадьба,-
Не дай нам бог снова побывать бы!
Тут все снимают кольца и браслеты
И отдают в обмен на сигареты.

Вот так бывает в жизни, ребятишки:
Судьба играет с нами и с вами в кошки-мышки,
Она играет соло на тебе,-
А человек играет соло на трубе,
Эх, на трубе.

Вот так бывает в жизни, ребятишки:
Судьба играет с вами и с нами в кошки-мышки,
Она играет соло на тебе,-
А человек играет соло на трубе,
Эх, на трубе.

Не видел в жизни я подобной свадьбы,
Кабы вторично там бы побывать бы.
Любовь и счастье находились вместе,
Играл на свадьбе сводный гоп-оркестер.

[Ой! Магнитофон сломался! Проверьте Flash Plugin!]

СЕМЬ СÓРОК

В семь сорок он подъедет,
В семь сорок он приедет,-
Наш старый, наш славный, наш аицын-паровоз.
Ведёт с собой вагоны,
Ведёт с собой вагоны,
Набитые людями, словно сеновоз.

Он выйдет из вагона
И двинет вдоль перрона,
На голове его роскошный котелок.
В больших глазах зелёных на восток
Горит Одессы огонёк.

Пусть он не из Одессы,
Пусть он не из Одессы,-
Фонтаны и Пересыпь ждут его к себе на двор.
В семь сорок он подъедет,
В семь сорок он подъедет
Наш славный, доблестный, старый паровоз.

Он выйдет из вагона
И двинет вдоль перрона,
На голове его роскошный котелок.
В больших глазах зелёных на восток
Горит Одессы огонёк.

Семь сорок наступило,
Часами всё отбило,
Но поезд не приехал, нет его — и всё, но вот
Мы всё равно дождёмся,
Мы всё равно дождёмся,
Даже если он опоздает и на целый год!

Он выйдет из вагона
И двинет вдоль перрона,
На голове его роскошный котелок.
В больших глазах зелёных на восток
Горит Одессы огонёк.

[Ой! Магнитофон сломался! Проверьте Flash Plugin!]

ПИСЬМО СОВЕТСКОГО ЕВРЕЯ
В ИЗРАИЛЬ

Посылаю я письмо не Китаю,-
Я Израилю протест направляю.
Голды Меир и Даяна орава,
Вам назло пишу я слева направо!

Ты лети, лети, письмо, поскорее
От простого трудового еврея,
От монтёров, сталеваров, прорабов,-
Руки прочь, жиды, от наших арабов!

Вы надеялись на помощь да на силу,
Это вы свели Насéра в могилу.
Вы испортили в раю атмосферу,
Привезли жиды в Одессу холеру.

Хоть у вас и у меня обрезанье,
Но забудьте вы свои притязанья!
Из-за ваших постоянных разбоев
Здесь повысилась цена на спиртное.

Я плюю на ваш иудин полтинник:
Не поедет к вам ни Таль, ни Ботвинник,
Не поедут к вам врачи и актёры,
Не поедут к вам евреи-шахтеры.

Не поедет к вам Юдкевич, Гершкович,
Солженицына дружок Ростропович.
Не поедет мой сосед Юзя Блюмер,
Потому что он вчера только умер.

Об Израиле Кобзон не мечтает:
Своего дерьма там таки тоже хватает.
Так что в гости нас к себе вы не ждите,
Не мутите воду нам, не мутите!

[Ой! Магнитофон сломался! Проверьте Flash Plugin!]

* * *

Решили два еврея похитить самолёт,
Чтобы таки имели надёжный перелёт.
Продумали до тонкости возможные ходы
И для конспиративности набрали в рот воды.

Купили в «Детском мире» двуствольный пистолет,
Две бомбы зарядили и спрятали в жилет,
Сварили по цыплёнку, махнули два по сто
И мирно сели в лайнер «Москва-Владивосток».

«Полетим, полетим, полетим
Наконец-то мы вскоре к своим,
Ты да я, как один херувим
Полетим, полетим, полетим».

На высоте семь тысяч, когда алел рассвет,
Воздушные пираты проникли в туалет,
Отправив трижды надобность и затянув бандаж,
Решительно и смело пошли на абордаж.

Открыв кабину лётчиков и крикнув вне себя:
«Меняйте курс немедленно в еврейские края!»,
Один при этом стрельнул, другой, что было сил,
Со страху вместо бомбы цыплёнком погрозил.

«Полетим, полетим, полетим
Наконец-то мы вскоре к своим,
Ты да я, как один херувим
Полетим, полетим, полетим».

Но лётчик был не трусом, он руки им скрутил
И во Владивостоке свой лайнер посадил,
Двум очень штатским лицам на трапе он сказал:
«Хотели два еврея перемахнуть в Израиль».

Тут Моня возмутился (он был уже не пьян):
«Пардон, какой Израиль, когда Биробиджан?
Мы ж ясно вам сказали: в еврейские края.
Зачем же уже делать и тут нам дурака?»

«Полетим, полетим, полетим
Наконец-то мы вскоре к своим,
Ты да я, как один херувим
Полетим, полетим, полетим».

Пока там выясняли, кто прав, кто виноват,
Воздушные пираты под стражею сидят,
Сидят и обсуждают: и где кто маху дал
И как же получился такой большой скандал?

Но вот, наказан лётчик Никита Кулиджан
За то, что за Израилем забыл Биробиджан,
А бедные евреи опять верны себе:
Всё ту же песню звонкую поют на Колыме:

«Полетим, полетим, полетим
Ох, не скоро теперь мы к своим,
Ты да я, как один, как один
Полетим, полетим, полетим.
Полетим, полетим, полетим,
Ты да я, как один херувим».

ЧЕРЁМУХА

Возле дома нового, на краю села,
Белая черёмуха пышно расцвела.

Белая и стройная, прямо у ворот
Прямо к той черёмухе тропочка ведёт.

А я нынче думаю совершить побег,
Если это сбудется с ранних юных лет.

Если любишь здорово — значит, будешь ждать,-
А за это, милая, можно жизнь отдать!

Возле дома нового, на краю села,
Белая черёмуха больше не цвела.

Грязная, поганая, прямо у ворот,
Больше к той черёмухе тропка не ведёт.

Возле дома нового, на краю села,
Белая черёмуха пышно расцвела.

[Ой! Магнитофон сломался! Проверьте Flash Plugin!]

* * *

Вот с женою как-то раз
Мы попали на Кавказ,

На вокзале встретили армяне.

Предложили они дачу,-
Что за дача? — Вот удача!

Раз! Её мы сняли!

Предложили они дом —
Раньше был курятник в нём,

Но не это тема для печали.

За тот дом, где жили куры,
С нас армяне двести шкуры

Раз! И сняли!

Долго думал — и решил
Я купить автомобиль,-

Мне гараж построить обещали.

В ту же ночь с моей машины
Свечи, клапаны и шины

Раз! И сняли!

Вот с женою как-то раз
Возвращались мы с кино,

В темноте кого-то повстречали.

Вдруг раздался голос грубый:
«Господа, снимайте шубы!»

Раз! И сняли!

Вот с женою как-то раз
Мы попали на Кавказ,

На вокзале встретили армяне.

Предложили они дачу,-
Что за дача? — Вот удача!

Раз! Её мы сняли!

[Ой! Магнитофон сломался! Проверьте Flash Plugin!]

ГОП-СО-СМЫКОМ

Гоп-со-смыком — это буду я,
Братцы, посмотрите на меня:
Ремеслом я выбрал кражу,
Из тюрьмы я не вылажу,
И тюрьма скучает без меня.

Родился на Форштадте Гоп-со-смыком,
Он славился своим басистым криком.
А глотка у него здорова,
И ревел он как корова,-
Вот каков был парень Гоп-со-смыком!

Сколько бы я, братцы, не сидел,
Не было минуты, чтоб не пел.
Заложу я руки в брюки —
И пою романс со скуки,
Что же, братцы, делать, — столько дел!

Если я неправедно живу,
Попаду я к чёрту на Луну.
А черти там, как в русской печке
Жарят грешников на свече,-
С ними я полштофа долбану!

В раю я на работу сразу выйду:
Возьму с собою фомку, ломик, выдру.
Деньги нужны до зарезу,
К Богу в гардероб залезу,
Я тебя намного не обижу!

Иуда Скариот в раю живёт,
Деньги бережёт — не ест, не пьет.
Ох, падло буду — не забуду,
Покалечу я Иуду,
Знаю, где червонцы он кладёт!

Родился на Форштадте,- там и сдохну,
Буду помирать, друзья, не охну.
Лишь бы только не забыться
Перед смертью похмелиться,
Ну, а там, как мумия, засохну!

[Ой! Магнитофон сломался! Проверьте Flash Plugin!]

* * *

На Молдаванке тихо музыка играет,
На Молдаванке пьяный хор шумит,
Там за столом бокалы наливают
Пахан Третьяк и Оська-инвалид.

Они сидят в отдельном кабинете,
И поют Маньку красненьким винцом,
А Оська-жулик держит на примете
Её вполне красивое лицо.

И говорит он ей, бокалы наливая,
Вином шампанским душу горяча:
«А ты послушай, Манька, детка дорогая,-
Мы пропадём без Кольки-щипача.

Живёт наш Колька на Беломорканале,
Катает тачку, двигает киркой.
А фраера втройне наглее стали,
Их надо брать так опытной рукой.

Ты поезжай-ка, Манька, детка дорогая,
И ты устрой фартовому побег,
Ты поспеши, кудрявая, покуда
Не запропал хороший человек».

И вот Маруська в поезде почтовом,
И вот она уже у лагерных ворот.
Но в это время зорькою бубновой
Идёт весёлый лагерный развод.

Канает Колька в кожаном реглане,
Расшитом лепне, фартовых лопарях,
Под мышкой держит он какие-то бумаги,
А на груди значки ударника горят.

«Ах, здравствуй, Манька, детка дорогая,
Привет Одессе, розовым садам!
Друзьям скажи, привет передавая,
Что Колька снова человеком стал.

Ещё скажи, что Коля больше не ворует,
И всякий блат он завязал навек!
Что понял жизнь, значение канала
И что такое честный человек».

И вот Маруська снова на вокзале
Билет обратный литерный берёт,
А в это время зорькою бубновой
Идёт весёлый лагерный развод.

На Молдаванке тихо музыка играет,
Кругом веселье, пьяный хор шумит,
Там за столом бокалы наливают,
Пахан Третьяк им речи говорит.

«У нас, ворья, суровые законы,
Лишь по законам этим мы живём,
Но если Колька честь вора уронит,-
То мы его попробуем ножом!»

Тут встала Манька, встала и сказала:
«Его не трону, я бесом забожусь!
Я поняла значение канала,
И Николай,- за это я горжусь!»

Тут сразу трое вышли из пивнушки
И ставят Маньку раком под забор:
«Умри, паскуда, пока не заложила,
Умри, паскуда,- или я не вор!»

А в это время на Беломорканале
Шпана успела пописать порча,
И рано утром зорькою бубновой
Не стало больше Кольки-щипача.

На Молдаванке тихо музыка играет,
Кругом веселье, пьяный хор шумит,
Там за столом бокалы наливают,
Пахан Третьяк им речи говорит.

* * *

С одесского кичмана
Бежали два уркана,
Бежали два уркана да на волю.
На Сонькиной малине
Они остановились,
Они остановились отдохнуть.

Один — герой гражданской,
Махновец партизанский,
Добраться невредимым не сумел.
Он весь в бинтах одетый
И водкой подогретый,
И песенку такую он запел:

«Товарищ, товарищ,
Болят мои раны,
Болят мои раны в животе.
Одна вот заживает,
Другая нарывает,
А третяя засела в глыбоке.

Товарищ, товарищ,
Зарой ты мое тело,
Зарой ты мое тело в глыбоке!
Покрой мою могилу,
улыбку на уста мне,
Улыбку на уста мне положи!

Товарищ, товарищ,
Скажи ты моей маме,
Что сын ее погибнул на войне.
С винтовкою в рукою
И с шашкою в другою,
И с песней на веселой на губе!»

С одесского кичмана
Бежали два уркана,
Бежали два уркана да на волю.
На Сонькиной малине
Они остановились,
Они остановились отдохнуть.

[Ой! Магнитофон сломался! Проверьте Flash Plugin!]

* * *

Весна наступает,

как в сказке старинной,

И звёзды вмазаны

в голубой небосвод,

Как хочется слышать

мне пев соловьиный

И видеть богатые

виды природ.

Так давай же подружим

с тобой хоть немного,

Отпитое сердце

в душе не согреть,

Оно заблудилось,

не зная дороги,

Так прошу, отвечай,

отвечай поскорей.

Ответить не хочешь,

пиши пару строчек,

А может, ты связана

с кем-то другим?

А может, ты знаться

со мною не хочешь?

Так давай по серьезному

поговорим.

Не бери во вниманье,

что я каторжанин:

Мужские чувства

таятся в груди,

А я — утомлённый

тоской и тревогой,

Осталось немного

ещё впереди.

Весна наступает,

вся жизнь оживает,

И птички из дальних

краёв прилетят,

Но ветер весенний

всю кровь будоражит,

И слышатся звонкие

песни ребят.

* * *

Споём, жиган,- нам не гулять по бану,
Нам не встречать весёлый праздник май.
Споём о том, как девочку-пацанку
Этапом гоняли в лагеря.

На пересылочке я встретил там девчонку,
Она фартовою пацаночкой была,
И ей понравилась улыбка хулигана
И откровенные жиганские глаза.

Но вот этап идёт, и я уезжаю,
И уезжаю я, быть может, навсегда,
Но ты не плачь, не плачь, моя пацаночка,
Ведь я приеду и заберу тебя!

Вот сроки кончились, вернулись хулиганы,
Вернулся он в свой родимый край,
Но среди всех подруг он не находит
Голубоглазую пацаночку свою.

Спросил — ответили: с другим уехала,
С другим уехала, быть может, навсегда,
И в первый раз у жулика из глаз
Скатилась крупная жиганская слеза.

Но где ты, где, и кто тебя ласкает?-
Начальник МУРа, иль старый уркаган?
А может быть, давно ушла налево,
И при побеге тебя шмальнул наган?

Там далеко, на Севере далёком,
Я был влюблён в пацаночку одну,
Я был влюблён, я был влюблён жестоко,-
Тебя, пацаночка, забыть я не могу!

Споём, жиган,- нам не гулять по бану,
Нам не встречать весёлый праздник май.
Споём о том, как девочку-пацанку
Этапом гоняли в лагеря.

* * *
(Е.Агранович)

Я в весеннем лесу

пил берёзовый сок,

С ненаглядной певуньей

в стогу ночевал,

Что любил — потерял,

что имел — не сберёг,

Был я смел и удачлив,

и счастья не знал.

Но носило меня,

как осенний листок,

Я менял города,

я менял имена.

Надышался я пылью

заморских дорог,

Где не пахли цветы,

не блестела луна.

И окурки я за борт

бросал в океан,

Проклиная красу

островов и морей,

И бразильских лесов

малярийный туман,

Темноту кабаков

и тоску лагерей.

Зачеркнуть бы всю жизнь,-

и с начала начать,

Полететь бы опять

к ненаглядной своей.

Да узнает ли старая

родина-мать

Одного из пропавших

своих сыновей.

ЯМЩИК
(В.Раменский)

На любимую мелодию
Владимира Раменского —
новые слова.

Ямщик, не гони лошадей!
Не буду я петь про любовь,
От горькой судьбины моей
Застынет горячая кровь.

Свобода, прощаясь с тобой,
Пою этот грустный мотив.
Я еду с пустою душой,-
Постой же, ямщик, не спеши!

Ямщик, не гони лошадей:
Я знаю, куда ты везешь!
Теперь от судьбы не уйдешь,
Не будет уж солнечных дней.

Осталась вся жизнь позади,
Конвой скоро встретит меня.
Ну, стой же, ямщик, погоди,
Дожить дай остаток хоть дня!

Ямщик, не гони лошадей:
Туда мне не надо спешить,
Мне нечего больше ловить
В бессмысленной жизни моей.

Ямщик, помоги мне забыть,
Убей мою память совсем!
Зачем ты спешишь, ну зачем?
На воле мне больше не жить.

Ямщик, не гони лошадей!
Устал я по зонам бродить!
Мне нечего больше ловить
В бессмысленной жизни моей.

Ямщик, не гони лошадей!
Не буду я петь про любовь,
От горькой судьбины моей
Застынет горячая кровь.

* * *

Летит паровоз по долинам и взгорьям,
Летит он неведомо куда.
Мальчонка назвал себя жуликом и вором,
И жизнь его — вечная игра.

Не жди меня, мама, хорошего сына,-
Твой сын не такой, как был вчера:
Меня засосала опасная трясина,
И жизнь моя — вечная игра.

А если посадют меня за решетку,-
Свободу я в сердце сберегу.
И пусть Луна светит своим холодным светом,
А я всё равно так убегу!

А если заметит тюремная стража,-
Тогда я, мальчиночка, пропал!
Тревогу я встретил, и вниз головою
Сорвался с баркаса и упал.

Я буду лежать на тюремной кроватке,
Я буду лежать и умирать,
И ты не придёшь ко мне, родная мама,
Меня обнимать и целовать.

Постой, паровоз, не стучите, колеса,
Кондуктор, нажми на тормоза!
Я к маменьке родной с прощальным приветом
Спешу показаться на глаза.

Летит паровоз по долинам и взгорьям,
Летит он неведомо куда.
Мальчонка назвал себя жуликом и вором,
И жизнь его – вечная игра.

[Ой! Магнитофон сломался! Проверьте Flash Plugin!]

* * *

(В.Раменский)

Да, я начал в стихах повторяться,-
Ну, а что мне поделать с собой?
Не писать их пытаюсь стараться,-
Не могу: лишь в стихах я с тобой.

Да, пишу я всё грустные темы:
О невзгодах любви и тоски,
В моей жизни ведь нет перемены,
От того же, что есть, не уйти.

И пускай все друзья укоряют,
Говорят: «Хватит, скуку не лей!»,-
Они сотую долю не знают,
Что в груди наболело моей.

Я пишу не для них и не знаю,
Для кого, почему и зачем,-
Я отвлечься себе помогаю,
Чтоб с тоски не свихнуться совсем.

Не ищу я ни славы, ни песен,
Не прошу никого их читать,
Без тебя мир настолько стал тесен,
Что, бывает, мне нечем дышать.

Да, мне солнца и воздуха мало:
Ты их будто с собой унесла.
На меня тень решётки упала,
Вкривь и вкось моя жизнь и пошла.

Я не знаю, не льщу, не надеюсь,
Что увижу тебя вскоре вновь,
Что меня твои руки согреют,
Что придет потеряшка-любовь.

Мне б дожить — не свихнуться, не спиться,-
Я сейчас существую впотьмах,
Мне хорошее даже не снится,
А живу лишь тобой я в стихах.

ПИСЬМО ДОЧЕРИ
(В.Раменский)

Посвящается Елене Раменской

Ну, что тобой мне говорить:
Ты всё познала лет в тринадцать
И научилась так любить,
Как не умеют люди в двадцать.

Что ж, дочка, детство пронеслось,
И я мораль читать не буду,
Моя вина, что жили врозь:
Я той вины не позабуду.

Но поздно биться в стену лбом,
В немой тоске ломая руки:
Поймёшь ты, доченька потом,
Какие вытерпел я муки.

Я знаю: в восемнадцать лет
Ты смотришь вдаль подчас с улыбкой,
Ты мой не слушала совет,
Вся жизнь твоя была ошибкой.

И я с мольбой тебя прошу:
Прости мою вину невольно,
Я от тебя другого жду,
Ведь ты же знаешь, как мне больно!

Пусть будешь чьей-то ты женой,
Плохое выбросишь из жизни,-
Тогда найду я свой покой,
И не смотри так с укоризной.

К тебе уж зрелость подошла,
Ну, а ко мне подкралась старость,-
Твоя очистится душа,
И у меня пройдёт усталость.

Мы были добрые друзья,
И ты делилась всем со мною,
Без друга жить, поверь, нельзя,-
И я в душе всегда с тобою.

У ГЕРКУЛЕСОВЫХ СТОЛБОВ
(А.Городницкий)

У Геркулесовых столбов лежит моя дорога,
У Геркулесовых столбов, где плавал Одиссей.
Меня забыть ты не спеши, ты подожди немного,
И чёрных платьев не носи, и частых слёз не лей.

«Ещё под саваном тугим в чужих морях не спишь ты,
Ко мне — я верю — ты придёшь, не знаю лишь когда. »
У Геркулесовых столбов дельфины греют спины,
И между двух материков огни несут суда.

Ещё под чёрной глубиной морочит нас тревога,
Вдали от царства твоего,- от царства рук и губ.
И пусть пока твоя родня меня не судит строго,
И пусть на стенке повисит мой запылённый лук.

«У Геркулесовых столбов лежит твоя дорога,
У Геркулесовых столбов теперь мой Одиссей.
Тебя забыть я не могу — во мне твоя тревога,
Я платьев чёрных не ношу, ты в этом мне поверь».

У Геркулесовых столбов лежит моя дорога,
У Геркулесовых столбов, где плавал Одиссей.
Меня забыть ты не спеши, ты подожди немного,
И чёрных платьев не носи, и частых слёз не лей.

[Ой! Магнитофон сломался! Проверьте Flash Plugin!]

ЧЁРНЫЙ ТУМАН
(В.Раменский)

Чёрный туман плывёт над Невой:
Нету нынче зимы опять.
Чёрный туман взял его с собой,
Унёс, чтобы нам не отдать.

Унёс навсегда в могильную даль,
Унёс без сомненья и слов,
Оставив матери боль и печаль
Да горе материнских снов.

Чёрный туман, ты, как лютый зверь,
У сына отнял отца.
Всё в тебе самом — ложь и обман,
Твоего не видно лица.

Ты как призрак бродишь среди людей,
Ты как острый коварный меч.
Но готов поклясться жизнью своей,
Что тебе себя не сберечь!

Пролетят года, прошумят века,-
Ты уйдешь в былое, как тень.
С лютой злобой увидишь издалека
Светлый ясный солнечный день.

И тогда над Невой будет плыть туман,
Только будет туман другой,-
Тот туман для любви и для жизни дан,
Тот туман — он не враг, он свой.

Но сегодня ты отнял друга у нас,
Молодую ты жизнь отнял,
Пролетел чёрной тенью в какой-то час,
Чтоб тебя никто не видал.

Я сегодня стихов не могу писать:
Больно видеть жизни обман.
Я сегодня на Бога готов роптать:
На душе моей чёрный туман.

* * *

(В.Раменский)

Старый мотив песни с кафе
Помню всегда и не забуду.
Только слова будут не те,
И о любви я петь не буду.

Нарва всегда встретит меня,
Не оттолкнет, а приласкает.
Без Нарвы жить — жить без огня,
И только здесь сердце оттает.

В Нарве моей сыплет метель,
Дуют ветра из Ленинграда.
В старом кафе много друзей,-
Мне ж ничего больше не надо.

Я не пойму, где же мой дом:
Может быть здесь — иль в Ленинграде?
К старой Неве вернусь потом,
Ну а пока — я на эстраде.

Я вам пою песню души,
И вы меня не осудúте:
Вы для меня все хороши,
Я возвращусь — только вы ждите.

[Ой! Магнитофон сломался! Проверьте Flash Plugin!]

* * *

Дни уходят от нас чередой,

и виски уж покрыты седи́ной,

Как же, друг, не заметили мы,

что у глаз появились морщины.

А под каждой седи́ной, мой друг,

наши беды и наши печали.

Что же делать, коль годы разлук,

словно вихрем, по жизни промчали.

Нам не жаль этих прожитых лет,

и морщин мы стесняться не будем,

Все печали и беды, мой друг,

мы сегодня забудем с тобою.

Пусть проходят года стороной,-

мы не будем о том горевать,

О невзгодах, что были в пути,

нам не надо, мой друг, вспоминать.

Всё, что было – прошло, не вернёшь,-

а хорошего было-то мало.

Оттого на висках седина,

и в глазах наших боль и усталость.

Мы не будем скрывать седины,

мы с тобой,- ведь она нам не в тягость,

Пусть нас вихрем по жизни несёт,

а в награду получим мы радость.

Дни уходят от нас чередой,

и виски уж покрыты седи́ной,

Как же, друг, не заметили мы,

что у глаз появились морщины.

* * *

На Молдаванке музыка играет,
А Сонька-лярва пьяная лежит.
Какой-то штырь ей водки наливает
И на такой мотив ей говорит:

«Я не могу тебя любимой называть,-
Прочитаны страницы жуткой сказки,
Как часто я смотрел в твои глаза,
В которых море лжи и бездна ласки.

Я не могу тебе простить и позабыть
Твоих измен в чужих постелях с кем попало.
Я поздно понял: ты другой не можешь быть,
Что ты под старость мою душу обокрала.

Ты этой ночью в черной «Волге» унеслась,
Но не в такси,- а в той, что с номерами с нулями.
Тебе давно уж безразлично, где упасть,
Как безразлично все, что было между нами.

А накануне ты спала с ментом,
С одним из тех, что охраняют зоны.
И твои мысли были не о том,
Что ты презрела совести законы.

Воров «в законе» в наше время нет давно,
Да и с вендеттой мы знакомы понаслышке,
Но я клянусь, что если б было мне дано,-
Приговорил тебя без жалости б я к вышке!»

* * *

(В.Раменский)

Цены снизили опять,

ой-ой-ой,

Люди мчатся покупать,

ой-ой-ой,

Холодильников по пять,
Да машин стиральных взять:
Дяде, тёще и жене,
И, на всякий случай, — мне.

Уценили сапоги,

ой-ой-ой,

Продавщица, помоги,

ай-ай-ай!

Мне не лезет «Скороход»,-
Вот уж, не было забот,
Но придётся всё ж купить,-
А не знаю, как ходить!

Я пошёл за «Каберне»,

ой-ой-ой,

Два с полтиной — не по мне,

ай-ай-ай,

Я им стены поливал,
А теперь впросак попал,
Но придётся всё ж купить,-
Что-то мне ведь надо пить!

Тётка села в «Жигули»,

ай-ай-ай,-

А бензин уж увели,

ай-ай-ай,

Для жулья теперь резон
По чужим машинам шмон:
Ну, зачем им в магазин,
Если можно слить бензин!

Завтра кофе я напьюсь,

ай-ай-ай,

Если, может, протрезвлюсь,

ай-ай-ай,

Забегу-ка я в «Сайгон»,-
Там полтинник стоит он,-
Но зато теперь двойной,
Не разбавленный водой!

Я считаю: хватит петь,

ай-ай-ай,

На себя бы поглядеть,

ай-ай-ай,

Может, снизят нас в цене,
Вот тогда лафа жене:
Может двух мужей иметь!
(Одного куды бы деть!)

Ой-ой-ой-ой-ой-ой!
Ой-ой-ой-ой-ой-ой!

Я считаю: хватит петь,

ой-ой-ой,

На себя бы поглядеть,

ай-ай-ай,

Может, снизят нас в цене,
Вот тогда лафа жене:
Может двух мужей иметь!
(Одного куда бы деть!)

* * *

Я грузин аль армянин без копейки денег,
Я не пью, не курю, потому что беден.
Я задумал один штук с этими деньгами:
Я поеду в Армавир, где гуляют дамы.

Барышен, барышен — вай, какой красивый!
Половина шнобель красный, половина — синий!

Вот идет один мадам медленно с пригорка,
Я как истинный грузин начал с поговорка:
«Вай, красивый! Вай-вай-вай! Можно в вас влюбляться!
Мы поедем на трамвай,- будем прогуляться!»

Барышен, барышен — вай, какой красивый!
Половина шнобель красный, половина — синий!

Я гулял тогда с мадам, целовал немножко,
И украл я у нее кошелек и брошка.
И пошел тогда мадам медленно с пригорка,
Только ветер раздувал-таки два пустых кармана!

Барышен, барышен — вай, какой красивый!
Половина шнобель красный, половина — синий!

* * *

(Р.Фукс)

Как много девушек хороших,
Но, к сожаленью, я женат.
Кругом Матрёши и Тотоши,
«Мини», «макси» шелестят,

И говорят:

Сердце, тебе не хочется покою,
Сердце, я два инфаркта пережил!
Сердце, кто наказание такое
В моё сознанье мне при рождении вложил?

Когда мне было восемнадцать,
Таких не помню я страстей,
А юбки были на двенадцать
Сантиметров над землёй,-

О, боже мой!

Потом полезли выше, выше,
А ножки стали — лучше нет.
Обезуме́ли все парнишки
От сорока до сотни лет,-

Спасенья нет.

Сердце, тебе не хочется покою,
Сердце, я два инфаркта пережил!
Сердце, кто наказание такое
В моё сознанье мне при рождении вложил?

Вот обнажили все коленки,-
Таких красивых я не знал,-
Готов любую ставить к стенке,
Как проклятый капитал,-

Я б их терзал.

Но юбки выше поднимались,
Я думал: дальше уж нельзя,-
Но модельеры постарались,
Чтобы взглядом мы скользя,

Томились зря.

Сердце, тебе не хочется покою,
Сердце, я два инфаркта пережил!
Сердце, кто наказание такое
В моё сознанье мне при рождении вложил?

Но тут сменилось всё на «макси»,
А юбки стали до земли.
Пройдешь в Гостиный и Апраксин —
Все плывут, как корабли,-

Подол в пыли.

Теперь тоскою сердце гложет,
А боли в сердце не унять:
Нельзя мне жить без женских ножек,
Хоть глазами их ласкать,

И повторять:

Сердце, тебе не хочется покою,
Сердце, я два инфаркта пережил!
Сердце, кто наказание такое
В моё сознанье мне при рождении вложил?

* * *

(Р.Фукс)

Вернулся-таки я в Одессу,
Иду-таки подобно бесу

И пяточки о камешки чешу.

Подмёточки-таки сопрели,
Колеса-таки еле-еле

На пятках моих держатся, но я спешу.

На пинджачке-таки подкладка —
Сплошная-таки есть заплатка,

А воротник наколот, ей-же-ей.

При всех моих припадках,
Я в лайковых перчатках

И «кис-кис-кис» на шее есть моей.

К тому же, скажем прямо,
Моя Одесса-мама
Всегда меня готова приютить.

Всегда она поддержка,
Король ты или пешка,-

Хоть королем приятней в жизни быть.

Пускай-таки сейчас я беден,
Мечтаю-таки об обеде,-

Но пять минут — и снова я богат!

Полуторка подъедет,
Погрузит пети-мети,

И снова даже черту стану я не брат.

А может-таки на тачанке
Достану-таки деньги в банке,

А пулемет расписку даст мою.

Когда учнут стреляти,
Захлопают печати,

Но кони нас умчат, и снова я спою.

К тому же, скажем прямо,
Моя Одесса-мама
Всегда меня готова приютить.

Всегда она поддержка,
Король ты или пешка,-

Хоть королем приятней в жизни быть.

Канаю-таки мимо мента
С походкой, с комплиментом,-

Нехай себе стоит он на посту!

Ты сильно загорел, мол,
Кажи, мол, документы,-

По-нашему — ксивуху, то есть ксивотý!

А я-таки ему отвечу,
Как будто-таки не замечу

И дальше поконаю не спеша.

В упор не видишь прибыль:
Секи же, кто к вам прибыл!

Стоишь — и стой, чердак пустой, и киндер — ша!

К тому же, скажем прямо,
Моя Одесса-мама
Всегда меня готова приютить.

Всегда она поддержка,
Король ты или пешка,-

Хоть королем приятней в жизни быть.

[Ой! Магнитофон сломался! Проверьте Flash Plugin!]

ДОЧЬ ПРОКУРОРА

Нам не пишут романа
О любви уркагана:
Воровская любовь
Никому не нужна.

Там, в семье прокурора,- материнская стража:
Жила дочка-красотка с золотою косой,
С голубыми глазами и по имени Нина,
Как отец, горделива и красива собой.

Было ей восемнадцать, никому не доступна,
И напрасно мальчишки увлекалися ей:
Не подарит улыбки, не посмотрит, как надо,
И с каким-то презреньем всё глядит на парней.

Но однажды на танцах, не шумливый, но быстрый,
К ней прилично одетый паренёк подошёл,-
Суеверный красавец из преступного мира,–
Наклонился он к Нине и на танец увёл.

Сколько чувств у них было, сколько ласками грели:
Воровская любовь коротка, но сильна.
Не напишут романа про любовь уркагана:
Воровская любовь никому не нужна.

Но однажды во вторник — в день дождливый, ненастный,-
Завалил на бану он её и себя.
И вот эта Нина — дочь прокурора —
На скамью подсудимых за жиганом пошла.

А за красным столом, одурманенный дымом,
Видит пан прокурор за стаканом стакан,
А на чёрной скамье, на скамье подсудимых,
Сидит дочь его Нина и молоденький вор.

На прощанье попросил у судейства
Попрощаться с своей молодою женой,
И уста их слились в поцелуе едином,
Только горькие слёзы проливал прокурор.

Там, в семье прокурора,- материнская стража:
Жила дочка-красотка с золотою косой,
С голубыми глазами и по имени Нина,
Как отец, горделива и красива собой.

[Ой! Магнитофон сломался! Проверьте Flash Plugin!]

* * *

Далеко над тайгой полыхают зарницы,
По дороге ступая, словно в сонном бреду,
Втиснув головы в плечи и с потупленным взором
Спецэтапы идут в дикий край, в Воркуту.

«Ой, ты, милая мама, моя добрая мама,
Что за дяди в шинелях всё идут и идут?
Их встречают бураны, и ласкают приклады,
А в далёком пути пить воды не дают.

Разве это враги, что сражались в Карпатах,
Защищая детей и седых стариков,
Глядя смерти в лицо, зная долг свой солдата,
Хороня там друзей, лили каждый день кровь?»

«Ой, ты, милый сыночек, мой хороший сыночек,
Ты ещё не так мал, ты не можешь понять.
Люди ходят всю жизнь под пятою закона,
И по воле закона можно жизнь потерять.

Посмотри ты, сынок, на этих уставших,
Среди них доктора, кузнецы и врачи,
Ведь им так ведь была дорога та свобода,
Но в жизни свой рок, от него не уйти. «

* * *

На Дерибасовской открылася пивная,
Там собиралася компания блатная,
Там были девочки: Тамара, Роза, Рая
И с ними гвоздь Одессы — Стёпка-шмаровоз.

Он заходил туда с воздушным поцелуем
И говорил красотке Розе: «Потанцуем!
И фраерам здесь всем сидящим растолкуем,
Что есть у нас салонное тангó!»

Красотка Роза танцевать с ним не хотела,
Она достаточно до ентого вспотела
В объятьях толстого и жирного джентльмена,
И ей не надо было больше ничего.

А Чимрафон сказал в изысканной манере:
«Я б вам советовал пришвартоваться к Вере,
И чтоб в дальнейшем не обидеть вашу маму
И не испачкать кровью белую панаму».

Услышав реплику, маркёр известный Моня,
О чью спину сломали кий в кафе «Боржоми»,
Побочный сын капиталистки тёти Беси,-
Известной бандерши красавицы Одессы.

Он подошёл к нему походкой пеликана,
Достал визитку из жилетного кармана:
«Я б вам советовал, как говорят поэты,
Беречь на память о себе свои портреты!»

Но Костя-шмаровоз был парень пылкий:
Джентльмену жирному — по кумполу бутылкой!
Официанту засадил он в попу вилкой,-
И началóсь салонное тангó!

На Аргентину это было не похоже,
Вдвоём с приятелем мы получили тоже,
И из пивной нас выкинули сразу разом,
И с шишкою на лбу, и с синяком под глазом.

И, вот, пока мы все лежали на панели,
Арончик всё ж таки дополз до Розанели,
И он шептал ей, от страсти пламенея:
«Ах, Роза, или вы не будете моею!

Я увезу тебя в тот город Тум-Батуми,
Ты будешь кушать там кишмиш в рахат-лукуме,
И как цыплёнка с шиком я тебя одену,
Захочешь спать — я сам тебя раздену.

Я всё отдам тебе, и прелести за это,
А здесь ты ходишь, извиняюсь, без браслета,
Без комбинэ, без фильдекосовых чулочек,
И, как я только что заметил, без порточек.

И так накрылася фартовая пивная,
Где собиралася компания блатная,
Сгорели девочки: Тамара, Роза, Рая
И с ними гвоздь Одессы — Стёпка-шмаровоз.

[Ой! Магнитофон сломался! Проверьте Flash Plugin!]

Зачем тащиться нам куда-то в Аргентину?
Махнём-ка лучше мы на нашу Украину:
На Молдаванке открывается пивная,
Там собирается компания блатная.

Душой всей шоблы был наш Изя Шемкаватый,-
Лихой громила и налётчик башковатый:
Любую кассу без ключа всегда откроет,
Свистя под нос своё любимое тангó:

«Где вы теперь, кто вам целует пальцы?
Куда ушёл ваш китайчонок Ли?
Вы, кажется, любили португальца,
А может быть, с малайцем вы ушли.

В последний раз я видел вас так близко:
В пролёте улиц вас умчал авто.
Я помню как в притоне Сан-Франциско
Лиловый негр вам подавал манто. »

[Ой! Магнитофон сломался! Проверьте Flash Plugin!]

ИТОГ

(В.Раменский)

Когда-то надо подвести свои итоги
И трезвым взглядом на всё прошлое взглянуть:
А не ошибся ли ты в выборе дороги,-
Той, по которой проходил всей жизни путь?

Уж нам за сорок, и в минуты откровенья
Я чётко вижу жизнь нескладную мою:
Не слишком поздно ли пришло ко мне прозренье?
Не слишком поздно ль эту песню я пою?

Терял с годами я друзей, как листья осень,
Терял я правду, и порядочность, и честь.
О, как давно своей судьбе я вызов бросил,
Своих ошибок мне теперь не перечесть!

Я видел женщин, в них не видя человека,
Их не любя — страдал, любя же их — менял,
Зато на улице бродячий пёс-калека
В душе моей чувств бурю нежных вызывал.

Исколесил страну от Кушки до Чукотки,
Но красоты природы я не замечал:
Тянулся как-то я тогда к стакану водки,
Из-за него по жизни много растерял.

Менялись люди, города и обстановка,
Передо мной мелькал лишь лиц калейдоскоп.
Однако чувствовал себя подчас неловко:
Ведь я не делал то, что сделать бы я смог.

Но только стоп!- остановись сейчас мгновенье!
Довольно всякой грязи, лжи и суеты!
Я не могу теперь смотреть без сожаления,
Как растерял я своей юности мечты.

Себе оценку дать — насколько это сложно?-
Себя увидеть вот таким, каков ты есть.
Пусть это будет горько, больно и тревожно,
Но я обязан в глаза правде поглядеть!

* * *

(А.Писарев)

Пройдут годá, мой друг, и мы с тобой увянем.
И будет нам печально от того,
Что как сейчас, с тобою мы никогда не станем.
Наш опустел бокал, уж выпито вино.

К нам в комнату с тобой осень постучится,
Зеленый лист наденет жёлтый свой наряд,
И по стеклу осенний дождик заструится.
Лишь о весне напомнит опустевший сад.

Не будут нам они дарить лобзанья,
И не согреют дряблое лицо.
Мы больше не пойдем с тобою на свиданье,-
Тоскливо станет нам и больно оттого.

Пройдут веселья дни. Но нет! Они не смыты!
Не будут позабыты ни тобою, ни мной.
Стоят деревья, наголо обриты,
И небосвод затянут сединой.

[Ой! Магнитофон сломался! Проверьте Flash Plugin!]

* * *

(А.Писарев)

Мне не нужны отдельные квартиры,
Не нужно мне ни ванны, ни биде.
Пусть девки подмываются в сортире,-
А я свободу чувствую везде!

Не нужен телевизор и машина,
Не надо ресторан и «Коктейль-Холл».
Цивилизация проходит нынче мимо,-
А я, вот, с нею вместе не пошёл!

Магнитофоны разберу сейчас на части,
И всё заброшу в старый унитаз.
Пусть не видать мне в этой жизни счастья,
Но, может, счастье хапну я за раз!

Сниму я джинсы, перстни и костюмы,
И по дешёвке все спущу меха.
Поверь, мой друг, я очень много думал,-
И вот теперь ушёл я от греха!

Мне не нужны отдельные кваритры,
Не нужно мне ни ванны, ни биде.
Пусть девки подмыватся в сортире,-
А я свободу чувствую везде!

* * *

(А.Вертинский)

В парижских балаганах,
Кафе и ресторанах,

В дешёвом электрическом раю,

Всю ночь ломая руки
От ярости и скуки

Я людям что-то жалобно пою.

Ревут, визжат джаз-банды,
Танцуют обезьяны,

Мне скалят исковерканные рты.

А я, больной и пьяный,
Сижу за фортепьяно

И сыплю им в шампанское цветы.

А когда настанет утро,

я пройду бульваром тёмным,

И в испуге даже дети

убегают от меня.

Я больной, я старый клоун,

я машу мечом картонным,

И в зубцах моей короны

догорает светоч дня.

Уж поздно — бьют куранты,
Уходят оркестранты,

И ёлка догорела до конца.

Давно умолкли речи,
Лакеи гасят свечи,-

А мне уж больше не поднять лица.

И тогда с потухшей ёлки

быстро спрыгнул дьявол жёлтый,

Он сказал: «Маэстро бедный,

вы устали, вы больны!

Говорят, что вы в притонах

по ночам поёте томно,-

Даже в нашем грешном мире

все давно удивлены.

Говорят, что вы в притонах

по ночам поёте томно,-

Даже в нашем грешном мире

все давно удивлены. »

* * *

Эта бедная Русь — и богатые степи,
Это время и беды нам были не в грусть.
Что же вспомнить теперь? Что же скажут нам дети?
Иль простят, иль осудят эту бедную Русь.

Забери же с собой своего недотрогу,
И поплачет немного, поплачет — и пусть!
Нам с тобою опять собираться в дорогу
И идти через милую бедную Русь.

Эта бедная Русь, словно старое тело,
Я жалею, люблю и ласкаю её.
Сколько лет на Руси у меня пролетело,
В веках, в памяти вечно всё будет моё.

ДОСТОЙНО
(Е.Евтушенко)

Достойно, главное — достойно,-
Любые встретить времена:
Когда эпоха то застойка,
То взбаламучена до дна.

Достойно, главное — достойно,-
Что раздаватели щедрот
Не довели тебя до стойла
И не заткнули сеном рот!

Страх перед временем, паденья.
На трусость душу не потрать,
Но приготовь себя к потерям
Всего, что страшно потерять.

А если всё переломалось,
Как невозможно пред ложить,-
Скажи себе такую малость:
«И это можно пережить!»

[Ой! Магнитофон сломался! Проверьте Flash Plugin!]

[1] Первый концерт с ансамблем «Химик» (1978)
[2] Второй концерт с ансамблем «Химик» (1978)
[3] «Олимпийский концерт» (1980)
[4] Концерт у Владимира Раменского «Соло для двух гитар» (1980)
[5] Концерт с ансамблем «Чайка» (1977)
[6] С ансамблем «Черноморская чайка» — Концерт №4 «Тётя Шура» (1977)
[7] Жора, подержи мой макинтош (1973)
[8] Памяти Кости-аккордеониста (1976)
[9] С ансамблем «Черноморская чайка» — Концерт №5 «Прощание с Одессой» (1977)
[10] С ансамблем «Аэлита» (1978)
[11] Первый Одесский концерт (1975)
[12] Третий Одесский концерт (1976)
[13] С ансамблем «Встреча», г.Тихорецк (1979)
[14] Для Жоры Миргородского (1978)
[15] Концерт с ансамблем «Казачок» (1979)
[16] С ансамблем «Божья обитель» (1979)
[17] А.Северный и «Братья Жемчужные», концерт №2 (1975)
[18] Киевский концерт с Григорием Бальбером (1977)
[19] С ансамблем «Черноморская чайка» — Концерт №7 (1978)
[20] С ансамблем «Братья Жемчужные» — «Диксиленд» (1977)
[21] С ансамблем «Черноморская чайка» — Концерт №6 «Снова в Одессе» (1978)
[22] С ансамблем «Шесть плюс один» (1978)
[23] 1й гитарный концерт у Д.Калятина (1975)
[24] А.Северный и В.Шандриков, третий концерт (1977)
[25] Концерт в Ленпроекте (1975)
[26] На проспекте 25 Октября (1976)
[27] Для друга Рудика (1973)
[28] Для С.И.Маклакова (1974)
[29] С ансамблем «Крёстные отцы» (1976)
[30] С ансамблем «Черноморская чайка» — «Херсонский концерт» (1979)
[31] Концерт с ансамблем «Альбиносы» (1975)
[32] Домашние записи у Анатолия Петровича Писарева (1979-1980)
[33] Запись у Рудольфа Фукса под гитару (1963)
[34] Запись в студии Вячеслава Сафонова под гитару, г.Тихорецк (1979)
[35] У Дмитрия Калятина «Новая серия» (1975)
[36] «Голый бесполый ветер» (1974?)
[37] «Творческий вечер» (1976)

Рабочий момент записи концерта с анс. «Химик», 1978 год

Материалы подготовлены С.Лахно, © 1997-2014
Разработка и дизайн С.Лахно , © 2002, 2007, 2011

Источник